Ключевое, решающее значение для развития архитектуры Москвы в годы второй и третьей пятилеток имела разработка Генерального плана города. В 1933 г. для его создания были организованы планировочные мастерские. Работу над планом возглавили опытнейший градостроитель В. Семенов и архитектор С. Чернышев. Выполненный этим коллективом Генеральный план реконструкции Москвы был утвержден СНК СССР и ЦК ВКП(б) 10 июля 1935 г. Тем самым были подведены итоги долгим дискуссиям. Город получил наконец детально разработанный регулирующий документ — основу для решения любых конкретных проблем строительства в интересах гармоничного развития всей его громадной системы.

Генеральный план реконструкции Москвы, 1935
Генеральный план реконструкции Москвы, 1935
Основным принципом Генерального плана 1935 г. было развитие исторически сложившихся закономерностей пространственной организации города при ее решительном усовершенствовании и приведении в соответствие с новыми потребностями городской жизни. Создателями плана были отвергнуты крайности — как предложения законсервировать старую Москву, превратить ее в музей и тем самым омертвить, развивая «живой» город за ее пределами, так и предложения снести сложившийся город и строить на его месте по новому плану. В постановлении о Генеральном плане подчеркивалась необходимость «исходить из сохранения основ исторически сложившегося города, но с коренной перепланировкой его путем решительного упорядочения сети городских улиц и площадей».

При разработке нового Генерального плана архитекторы исходили из того, что дальнейшая концентрация производственных мощностей в Москве нецелесообразна и в ней не будут создаваться новые предприятия, не предназначенные непосредственно для обслуживания нужд города. Это позволяло снизить темп роста столицы, число жителей которой к началу 1935 г. уже достигло 3,6 млн. человек (т. е. почти удвоилось с 1925 г.), и избежать нецелесообразной сверхконцентрации населения. На десятилетний расчетный срок население Москвы было определено в 5 млн. человек, территория города увеличивалась с 28,5 тыс. до 60 тыс. га. В границы города включался ряд новых районов — юго-западный (это направление развития принималось за основное), Измайлово, Текстильщики и др. Предусматривалось создание вокруг столицы лесопаркового защитного пояса, фиксирующего ее границы. Компактность городского массива была принята как один из главных принципов развития.

Впервые было выработано функционально и гигиенически целесообразное зонирование территории Москвы, подготовлены предложения о перегруппировке некоторых предприятий и их максимально возможном сосредоточении в юго-восточной и восточной части города, тогда как расположенное с наветренной юго-западной стороны высокое плато отводилось для жилых районов (так же, как Хорошево, Октябрьское поле, Тушино, Ховрино на северо-западе, Кусково, Перово, Измайлово на северо-востоке). Оздоровлению городской среды должно было способствовать также обводнение Москвы-реки, обеспечивавшееся волжской водой через канал Москва — Волга, и благоустройство ее набережных. Были намечены и глубокие клинья зелени, внедряющиеся в застроенные массивы от лесопаркового пояса.

Признание ценности и жизнеспособности радиально-кольцевой структуры плана города было краеугольным камнем работы над генпланом 1935 г. Сеть улиц, однако, подвергалась достаточно существенному упорядочению и развитию. Предполагалось замкнуть Бульварное кольцо и дополнить центр еще одним внутренним полукольцом, завершить несформировавшееся кольцо по линии Камер-Коллежского вала и создать еще одно парковое кольцо. На основе существующих радиусов были намечены три сквозных диаметра, пересекающих город через центр. Зеленые клинья, устремленные к центру, становились дополнением радиальных направлений. Чтобы снять перегрузку центрального ядра, план предусматривал дополнение радиально-кольцевой структуры магистралями, напрямую связывающими отдельные периферийные районы и транспортные узлы.


Планом были намечены крупные работы по реконструкции центра. Проектировалось расширение и спрямление некоторых магистралей, в том числе улицы Горького. И уже тогда было решено проложить новые проспекты параллельно Арбату и улице Кирова, с тем чтобы снять непосильную нагрузку со старых улиц. Грандиозная площадь на юго-запад от Кремля предполагалась вокруг проектировавшегося тогда Дворца Советов. Его 400-метровая вертикаль должна была стать видимой отовсюду вехой, к которой устремлялись перспективы вновь организуемых проспектов и многих существующих магистралей.

Это не просто деталь замысла. План заключал в себе обширную программу ансамблевой застройки столицы. В передовой статье журнала «Архитектура СССР» (журнал этот начал выходить с 1933 г.), посвященной Генеральному плану Москвы 1935 г., говорилось, что теперь «обязательным законом архитектурного творчества становится принцип мышления и проектирования ансамблями. Впервые понятием ансамбля охватывается весь городской организм, впервые архитектура получает возможность каждый кусок города и город в целом решать как систему ансамблей». Действительно, обнажая пространственные взаимосвязи на территории всего города, план давал возможность осознать их и учесть в творческих замыслах. При том размахе, который получило строительство в Москве в 1930-е годы, можно было не только задумывать, но и на одном дыхании осуществлять обширные комплексы. План помогал планировать концентрированные усилия, эффектно и зримо преобразующие город. Такая тактика концентрации усилий на главных узлах городского организма, позволяющих наиболее эффективно воздействовать на представление о городе, его образ, и была принята в 1930-е годы.


Строительство 20-х годов было сосредоточено на неотложных потребностях рабочих окраин, и оно коренным образом изменило их облик. Однако центр Москвы за первые 15 лет Советской власти остался почти прежним. Его архаичность диссонировала с представлениями о столице первого в мире социалистического государства как о динамичном городе, устремленном в будущее. Преодолеть разрыв между идеальным представлением и реальностью стало неотложной идейно-политической задачей, которая осознавалась всеми. План стал опорой для ее решения. Планировочному и градостроительному схематизму был противопоставлен ясный принцип переоценки наследия прошлого и превращения его в активную часть актуальной культуры, а не отказа от него, к чему призывали некоторые псевдорадикалы. В. Семенов говорил: «Для реконструкции нужны решительные меры. Нужна хирургия Но когда нужен хирург, не приглашают палача».

К сожалению, до последовательной реализации этого положения дело дошло не сразу. Некоторое время еще сохранялась инерция нигилистического отношения к зодчеству прошлого, привитого «левым» искусством 20-х годов. Не было и точных критериев того, что должно сохраняться. В результате уже в ходе реконструктивных работ оказались уничтожены некоторые ценные памятники русской архитектуры, как, например, Сухарева башня. Она поднималась островком посреди Колхозной площади, у начала 1-й Мещанской — можно было организовать движение вокруг при небольших сносах малоценной застройки. Однако столь нетрадиционное положение здания «посреди дороги» казалось неприемлемым.

Далеко не все возможности, которые открывала организующая роль этого плана, были реализованы. Не хватало опыта — опыта управления системой в целом и опыта конкретной архитектурно-художественной практики. Традиция осознавать свое произведение как часть большого целого — ансамбля, улицы, города — была в высшей степени присуща зодчим русского (в том числе и московского) классицизма. Эта традиция стерлась в период эклектики, а стиль модерн (да и конструктивизм вслед за ним) противопоставили ей метод «изнутри — наружу», ставящий форму здания в зависимость исключительно от тех жизненных процессов, которые осуществляются в его оболочке. Возрождение ансамблевой традиции требовало времени, творческих усилий, экспериментов.

Мешали и навыки «бумажного проектирования». Замысел ансамбля требовал сочетания фантазии с трезвой реалистичностью и очень точного понимания соотношений между тем, что нарисовано, и тем, что возникнет при осуществлении. Но такого-то опыта и не хватало, а вера в чертеж и его самостоятельную ценность подчас обманывала. Сегодня нам легко видеть и некоторые противоречия, заключенные в самой программе ансамблевого строительства, связанной с генпланом 1935 г. Улицы и набережные были верно оценены как элементы, делающие реальностью пространственное единство городского организма. Но слишком уж однозначно связывалась с ними сама идея городского ансамбля. В передовой статье журнала «Архитектура СССР» (1935, № 8) подчеркивалось: «Реконструировать город, нашу стихийно развивавшуюся старую Москву,— значит в первую очередь переделать улицы». Сложность системы городских пространств уходила из поля зрения, а сами улицы трактовались как коридоры, обрамленные непрерывными стенами торжественных фасадов.

Не будем забывать и о том, что над мирной жизнью 30-х годов все ощутимее нависала военная угроза. Ее приближение заставляло ограничивать размах созидательного творчества, откладывать то, что казалось необходимым и неотложным.

И тем не менее было сделано многое, очень многое. Большую ценность для градостроительной культуры — не только советской, но и общемировой — имели уже сами идеи генплана 1935 г. Он стал эталоном для градостроительных мероприятий во всей нашей стране, его принципы использовал крупнейший градостроитель Великобритании П. Аберкромби, создавая план послевоенной реконструкции Лондона; к нему обращались многие. Важна была не столько даже радиально-концентрическая структура, сколько принцип развития, органично соединяющего старое с новым. Да и для преобразования Москвы за немногие годы, остававшиеся до раннего утра 22 июня 1941 г., первого утра войны, было сделано очень многое. Именно тогда возникли черты современной столицы мирового значения, основа того мажорного образа, которым Москва теперь обладает.

Обширные реконструктивные работы были, собственно, начаты в центре Москвы еще до завершения генплана, в соответствии с его принципиальными идеями. Особенное значение имела реконструкция Красной площади, о которой мы уже говорили выше. В композицию площади были внесены изменения, не только не нарушившие характер исторических памятников, но и способствовавшие их лучшему восприятию. Вместе с тем весь ансамбль получил новое идейно-художественное содержание. Главная площадь Москвы стала достойным символом великой страны, строящей новое общество. Тем самым точка зрения, утверждавшая плодотворность сочетания старого и нового в системе современного города, была подтверждена творческими достижениями огромной значимости.

Реконструированный Охотный ряд, гостиница «Москва» и здание СТО, ныне Госплана СССР
Реконструированный Охотный ряд, гостиница «Москва» и здание СТО, ныне Госплана СССР
Организация системы ансамблей вокруг Кремля была продолжена в 1932 г. реконструкцией Охотного ряда и Моховой улицы (ныне часть проспекта Маркса от площади Свердлова до Боровицкой площади). Вслед за охотнорядскими лавками, слившимися в хаотический конгломерат, были снесены мелкие кварталы с обветшавшей беспорядочной застройкой между Моховой улицей и Александровским садом. Расчищенная территория застраивалась крупными зданиями подлинно столичного масштаба. По сторонам Охотного ряда поднялись гостиница Моссовета (ныне гостиница «Москва»; 1932—1938, архитекторы А. Щусев, Л. Савельев, О. Стапран) и Дом Совета Труда и Обороны — СТО (ныне здание Госплана СССР; 1932—1936, архитектор А. Лангман), а на Моховой улице — семиэтажный жилой дом (ныне проспект Маркса, 16; 1934, архитектор И. Жолтовский) .

Открылось обширное пространство, часть «полых мест», когда-то охватывавших Кремль, вошедшее в систему площадей центра. Оно стало как бы парадным вестибюлем Красной площади. Возникло множество новых видовых точек на Кремль, университет, Манеж. Система центра Москвы стала, безусловно, много богаче и выразительнее. Однако связать новые крупные постройки в ансамблевое единство не удалось. И если здание гостиницы «Москва», при всех недостатках его композиции, как-то откликается на динамику развития городских пространств, то дом СТО и постройка Жолтовского остались замкнутыми в себе, безразличными к окружению. И дело не в стилистических различиях: традиция воспринимать каждое произведение архитектуры как самоценную «вещь в себе» возобладала здесь над идеей ансамблевого единства.

Гостиница, которая заняла господствующую позицию на возникшей Манежной (ныне 50-летия Октября) площади, при всей крупности форм не могла подчинить себе конгломерат разновременных и разнохарактерных зданий, стать объединяющим звеном нового ансамбля.

В 1934 г. после сноса части Китайгородской стены Театральный (ныне часть проспекта Маркса) и Китайгородский проезды превратились в широкие магистрали, необходимые центру. Снос обветшалого квартала открыл к Москве-реке храм Василия Блаженного. Широкому преобразованию подверглись многие радиальные улицы: 1-я Мещанская (ныне проспект Мира), Большая Калужская (ныне начало Ленинского проспекта), Краснопрудная, Большая Дорогомиловская, Можайское шоссе (ныне часть Кутузовского проспекта), начальная часть Ленинградского шоссе (ныне Ленинградский проспект).

Дом на улице Горького, 25. Архитектор А. Биров, 1933—1936 и 1949
Дом на улице Горького, 25. Архитектор А. Биров, 1933—1936 и 1949
Особое значение приобрела начатая осенью 1937 г. реконструкция улицы Горького, традиционно считавшейся главной улицей столицы. Работы велись на всей ее трехкилометровой протяженности. Ширина улицы была увеличена с 16—18 м до 50—60 м на всей трассе до пересечения с Садовым кольцом у площади Маяковского, далее до Белорусского вокзала она сохраняла ширину 36 м, а транспортную напряженность на этом отрезке сняли дублирующие проезды по параллельным улицам. Чрезмерно резкие уклоны на некоторых участках магистрали были смягчены.

Совершенно изменилась система застройки улицы Горького, получившая новый, столичный масштаб и единство. Реконструкция — чтобы достичь скорейшего эффекта — была ограничена собственно уличным фронтом; внутриквартальная застройка переустройству не подвергалась; ее чрезмерная плотность и хаотичность остались без изменений. Мелкие и малоценные сооружения в ходе реконструкции сносились, наиболее ценные и капитальные перемещались в глубь кварталов (всего передвинуто более 50 многоэтажных зданий). По методу инженера Э. Генделя отодвинут на 50 м от старой красной линии четырехэтажный жилой дом, в прошлом Саввинское подворье, характерный пример неорусского стиля (1907, архитектор И. Кузнецов). Теперь пестрый фасад его можно видеть сквозь арку ворот дома № 6. На 13,5 м перемещено вглубь и здание Моссовета. Застройку по новой красной линии улицы образовали протяженные корпуса со спокойным силуэтом. Строительство их проводилось комплексно, поточно-скоростным методом. До 1941 г. был реконструирован головной участок магистрали — от современного проспекта Маркса до Пушкинской площади. Много зданий было возведено и на других участках, тем самым определился новый характер главной улицы Москвы.

Головной участок реконструированной улицы Горького
Головной участок реконструированной улицы Горького
Архитекторы осуществляли задачу создания триумфальной улицы, масштаб форм которой должен нарастать, укрупняться по мере приближения к центру, равно как и приподнятая торжественность архитектурных образов. Аскетическая строгость и утилитарность жилых построек времени первой пятилетки была отвергнута; архитекторы обратились не только к принципам образной выразительности классики, но и к прямым ассоциациям с традиционными формами, вводя их в декорацию фасадов. В домах стремились сделать удобные, хорошо оборудованные квартиры, задумывались и о выразительности их интерьеров (хоть и мало считались с их реальным использованием в условиях острого недостатка жилья, сложившегося в 30-е годы). Фасад, однако, рассматривался уже не как выражение внутренней структуры жилой постройки, но прежде всего как часть целостного обрамления пространства парадной магистрали, фон не только повседневной городской жизни, но и торжественных шествий или всенародных праздников.

По правой стороне улицы, за узким торцом дома СТО, до проезда Художественного театра фронт застройки образует одно семиэтажное здание огромной протяженности (дом № 4) — корпус А, сооруженный по проекту А. Мордвинова в 1937—1939 гг. на месте 14 старых построек. Выходящий здесь на магистраль Георгиевский переулок перекрыт аркой. Фасад на всей протяженности трактован как огромная цельная плоскость с подчеркнутым центром. Трудно представить себе, что за этой торжественной декорацией скрыты триста более или менее одинаковых жилых квартир. Даже такие функциональные элементы жилья, как балконы, использованы прежде всего в качестве декоративных деталей. Удобство их связи с квартирами или равное обеспечение ими всех жилищ не казались существенными. При всей противоречивости обширной композиции (она включает и дом № 6 — корпус Б — на участке между проездом Художественного театра и Советской площадью, законченный в 1938 г.), предопределенной отношением к дому как к части парадной декорации, ее достоинство — несомненная цельность. По проекту А. Мордвинова выстроены также дом № 8, отделяющий от Советской площади улицу Немировича-Данченко, решенный несколько более строго и сдержанно (1940), и два корпуса (дома № 15 и 17) между Моссоветом и Пушкинской площадью (1939—1940). Эти последние не имеют монументального масштаба, присущего домам вдоль правой стороны магистрали. Все эти дома имеют одну и ту же схему композиции фасада: основание, облицованное камнем, с крупными проемами витрин; тело стены, равномерно перфорированное окнами, на которое наложены отдельные декоративные пятна; венчание поясом фриза и карнизом.

Более изобретательно и эффектно использовал ту же схему архитектор А. Буров, построивший дом № 25 на участке между площадями Пушкинской и Маяковского (первая очередь — 1933—1936 гг., вторая, примыкающая к переулку Садовских, на месте передвинутой в глубь квартала глазной больницы, — 1949 г.). Обращаясь к классической традиции, архитектор стремился использовать ее так, чтобы не терялось ощущение современности. Он не пытается преодолеть декоративными средствами структуру многоэтажного дома, состоящего из множества одинаковых ячеек-квартир, не преувеличивает массивность фасадных стен да и интимности, присущей архитектуре жилища, не избегает. Стилизация под итальянский ренессанс получила характер игры, осуществленной,с тонким вкусом и мастерством. В декорацию первого этажа корпуса первой очереди введены вставки, выполненные техникой сграффито (художник В. Фаворский).

При реконструкции 30-х годов был сформирован основной, жестко ограниченный «коридор» магистрали, но расчленяющие его площади еще не сложились, если не считать, что на северной стороне Пушкинской площади было начато строительство перегруженного массивной и дисгармоничной декорацией дома № 19 (1940—1949, архитекторы М. Парусников и Г. Баданов). Лишенная цельности композиция этой постройки в известной мере объясняется необходимостью включить надстроенные старые дома, передвинутые с прежней линии улицы. Чтобы смягчить контраст между грузной массой дома и стоящим далее зданием Музея Революции, обращенная к нему часть корпуса понижена и получила венчание, повторяющее формы классицистического портика.

На углу площади Маяковского, по левой стороне улицы Горького, с 1932 г. по проекту архитекторов М. Бархина и С. Вахтангова строилось здание Театра В. Мейерхольда. С участием самого режиссера-экспериментатора была выработана необычная форма зала, рассчитанного на 2 тыс. зрителей. Здесь не было ни сценической коробки, ни портала, отделяющего зрителей от сцены. Игровая площадка располагалась в пространстве, охваченном амфитеатром зрительских мест. Ее дополняли балконы и механические устройства, позволявшие создавать малые игровые площадки в любой точке зала. Строительство затянулось. Суховатая рационалистичность проекта перестала отвечать изменившимся вкусам. Начались поиски новых вариантов (один из них был создан А. Щусевым). Тем временем Театр Мейерхольда перестал существовать, и здание в 1938—1940 гг. было закончено как концертный зал по проекту архитекторов Д. Чечулина и К. Орлова, работавших в мастерской А. Щусева. От первой стадии строительства здание унаследовало овальные очертания зала с крутым амфитеатром, при завершении получило вялую декоративную обработку грузного объема с портиком, обращенным в сторону площади, и довольно разнохарактерную декорацию интерьера.

Быстрая и решительная реконструкция, проведенная в конце 30-х годов, не привела к полному завершению застройки улицы Горького. Однако сделанное столь четко определило лицо новой столичной магистрали, что любые добавления, вносившиеся в последующие периоды, подчинялись уже сложившемуся характеру вопреки всем отличиям от стилистики более ранней застройки.