Крупные общественные здания Москвы 1924—1932 годов

В первые годы Советской власти новые общественные функции осуществлялись в приспособленных старых сооружениях, часто неудобных для новой формы использования и никак не связанных с ней своей художественной образностью. Вместе с тем наряду с функциями, для которых еще как-то можно было приспособить существующие здания, развивались и совершенно нетрадиционные, порожденные новыми формами государственного управления, общественной жизни, бытового обслуживания населения, образования, научных исследований.

Начиная с 1925 г. постепенно оживлявшееся строительство общественных зданий Москвы во все большей мере ориентировалось на эти новые потребности.

В первые годы Советской власти, пока новые общественные организации и учреждения еще не сложились в четко дифференцированную систему, существовало стремление объединить многие функции управления и общественной жизни в крупных общественных зданиях-монументах, имеющих комплексное назначение. Такие здания мыслились как романтические и величественные символы победы нового общественного строя и его светлого будущего. Их хотелось называть дворцами — дворцами победившего пролетариата-. В Москве эту тенденцию отразили конкурсы на проекты Дворца труда и Дворца Советов, сыгравшие значительную роль в развитии всей советской архитектуры. Реальное строительство определили, однако, более жизненные и целесообразные функционально специализированные сооружения, складывающиеся в систему уже в пределах всего города или его центра. Москва во второй половине 20-х годов дала прототипы для многих зданий такого рода.

Для разработки типа административно-делового здания и его образной характеристики имели существенное значение конкурсы на проекты московского отделения газеты «Ленинградская правда» и акционерного общества «Аркос» (1924). Особенно интересны проекты братьев Весниных. Для первого сооружения, которое предполагалось разместить на миниатюрном (6X6 м) участке в застройке Страстной (ныне Пушкинская) площади, предложен высокий прозрачный павильон, графично четкие членения которого определяет железобетонный каркас, заполненный стеклом. Динамичные, меняющиеся информационные табло, введенные в эту канву, и кабины лифтов, скользящие за стеклом, должны были дополнять образ, определяемый структурной ясностью и противопоставлением стабильного и подвижного. В проекте крупного объема «Аркоса», который предполагалось соорудить на современной улице Куйбышева, эта ясность соединяется с уравновешенностью и устойчивостью. Каркасная конструкция использовалась для свободной организации рабочих площадей. Она определяла достаточно сложный ритм фасадов и контраст прозрачности нижних, занятых учреждением этажей с более плотным стеновым заполнением двух верхних, где намечалось устроить гостиницу.

Подобную структуру получило и административное здание Кожсиндиката, построенное в 1925 г. по проекту архитектора А. Голубева на Чистопрудном бульваре, 12а (ныне здание Министерства заготовок РСФСР). Административные помещения занимали здесь три первых этажа, четыре верхних отводились для квартир сотрудников учреждения.

Это, впрочем, получило выражение лишь в различии высоты этажей, несколько усложняющем ритм фасадов, на которых вертикальные лопатки имитируют в кирпичной конструкции железобетонный каркас.

Гораздо более смело использовал архитектурную тему каркаса (который и действительно был конструктивной основой здания) архитектор Б Великовский в бывшем здании Госторга на Мясницкой (ныне улица Кирова, 47, здание Министерства торговли РСФСР). Широкое остекление, раскрытость помещений наружу воспринимались как выражение современности — и площадь окон доведена здесь уже до 0,7 площади пола. Архитектор стремился к образному выражению делового характера здания, подчеркивая жесткость его лаконичных форм, простой, монотонный ритм членений.

Многое из задуманного в проекте не было осуществлено, например, 14-этажная башня в центре 7-этажного объема. И все же здание доносит до нас дух своего времени.

В 1925—1927 гг. на Страстной площади архитектор Г. Бархин спроектировал здание редакции, издательства и типографии газеты «Известия». Сочетание разнородных функций определило довольно сложную организацию здания, основой которого служит пространственная клетка железобетонного каркаса. С площади, однако, оно воспринимается как цельный кубический объем. На канве каркаса основан фасад, эффекты которого определяются асимметричным расположением балконов и ленты стекла, выявляющей лестницу, контрастом глухих плоскостей, прорезанных круглыми «иллюминаторами», со сплошным остеклением прямоугольной решетки, образованной столбами и перекрытиями. Характерные элементы конструктивизма, понимаемого как стиль, подчинены здесь формально-эстетическим закономерностям композиции, за что в середине 20-х годов здание сурово критиковали. Выразительность его, однако, несомненна. Сейчас оно входит в комплекс, разросшийся вдоль улицы Горького до Настасьинского переулка.

В 1925 г. проводился конкурс на проектирование здания Центрального телеграфа на участке Тверской (ныне улица Горького) между улицами Огарева и Белинского; в нем участвовали многие сторонники новаторских направлений в архитектуре. Самый яркий конструктивистский проект предложил А. Щусев. Несмотря на несомненные достоинства, этот проект был отклонен — сплошные стеклянные стены признаны нарушением условия конкурсной программы. Окончательный проект выполнил архитектор И. Рер-берг, предложение которого имело компромиссный характер. Корпуса здания, завершенного в 1927 г., образуют каре вокруг внутреннего дворика.

Железобетонный каркас определил основу фасадов с высокими светлыми окнами. Первый этаж, однако, архитектор, как бы смущенный недостаточной традиционностью композиции, скрыл толщей каменной облицовки, имитирующей массивное основание. Облицовка скрывает и стойки каркаса. В композиции доминирует диагональ, как бы уравнивающая значение крупной магистрали — улицы Горького — и второстепенной улицы Огарева. Довольно наивны чугунные орнаменты, завершающие угловую часть здания.

Бескомпромиссным был традиционализм И. Жолтовского, работавшего в 1927—1929 гг. над зданием правления Государственного банка СССР (Неглинная улица, 12). По сторонам здания, построенного К- Быковским в 1895 г., по проекту И. Жолтовского (при участии Г. Гольца) поставлены перпендикулярно линии улицы два шестиэтажных корпуса. Второй очередью работ должна была стать надстройка на два этажа старого здания, соединяющая новые корпуса, — она осталась не осуществленной. Ритм членения стен новых корпусов убывает вверх; все более изящными, убывающими кверху становятся и детали неоренессансного декора. Стена кажется облегчающейся кверху. Вместе с тем ощутима и четкая рационалистичность построения целого, вносящая в строго традиционную гармоничную композицию оттенок современности.

Наиболее ярким примером «пролетарской классики» И. Фомина в московской архитектуре стал дом бывшего общества «Динамо» (1928—1929, улица Дзержинского, 12). Здесь, как и в доме Кожсиндиката, соединены административная и жилая части. Однако разделяются они не по этажам, а по корпусам — административная часть с ее более высокими этажами и крупным ритмом окон обращена в сторону далекой перспективы к Кузнецкому мосту, жилая — в узкий Фуркасовский переулок. Стремясь преодолеть противоречие между необходимыми сечениями железобетонных стоек каркаса и привычной тектоникой классического ордера, Фомин использовал для административной части спаренные колонны вытянутых пропорций.

Весь пролет между этими лаконичными колоннами-столбами, поднимающимися на высоту шести этажей, занимают окна. Сверху на колоннах лежит глухая стена седьмого этажа, прорезанная редкими круглыми проемами. Она заменила в системе классический антаблемент. 14-этажная башня, обращенная к Фуркасовскому переулку, отделяет сурово монументальную колоннаду от мелкомасштабного плоского фасада жилой части дома.

Одно из поздних произведений конструктивизма в Москве — здание Наркомзема (ныне Министерство сельского хозяйства СССР), построенное в 1929— 1933 гг. по проекту А. Щусева, И. Француза и Г. Яковлева на углу Садовой-Спасской улицы и Орликова переулка. Эффекты композиции сооружения, корпуса которого сгруппированы по сторонам внутреннего двора, основываются на подчеркивании «шарниров», соединяющих корпуса, и углов здания. С изобретательностью и свободой использованы разнообразные приемы организации плоскостей фасадов, которые допускает конструкция со стенами, подвешенными к внутреннему железобетонному каркасу. Конструктивизм не был органичен для Щусева. Однако, артистически используя его приемы, он как бы стремился показать, что и в этом «стилистическом ключе» способен проявить себя как мастер.

Одной из последних крупных конструктивистских построек в Москве стало здание комбината «Правды» на улице «Правды», построенное по проекту П. Голосова в 1930—1935 гг. Семиэтажная пластина редакционного корпуса строга, монументальна и вместе с тем обладает тонким графическим изяществом, которое оттеняется нарочитой тяжеловесностью входного козырька. Сильно подчеркнута центральная ось фасада, но торцовый витраж придает объему своеобразную динамичность, преобладающую в восприятии при подходе со стороны Ленинградского проспекта. Витраж этот образует эффектный переход к высокой стене типографского корпуса. Здание воспринимается как своеобразный символ общественного значения средств массовой информации в нашей стране. Утонченность и разнообразие средств выразительности, использованных в композиции, свидетельствуют о зрелости, которой достиг конструктивизм как художественная система.

В Москве есть и постройка крупнейшего французского зодчего XX столетия Ле Корбюзье, поддерживавшего самые тесные связи с московскими конструктивистами — братьями Весниными, М. Гинзбургом и другими. Французский мастер оказал на их работы несомненное влияние, но и сам воспринял многое от друзей из Москвы, о чем свидетельствуют его произведения 1930—1950-х годов (в том числе знаменитый «Лучезарный дом» в Марселе и его повторения в других городах).

По проекту Ле Корбюзье (при участии П. Жаннере и советского архитектора Н. Колли) построен в 1929—1936 гг. мощный объем здания на улице Кирова, 39, занимаемого сейчас ЦСУ СССР. На конкурсе, в котором участвовали крупные советские и зарубежные архитекторы, эскиз французского мастера был признан лучшим. Здание создавалось для правления Центросоюза. Его многоэтажная часть образована тремя корпусами административных помещений, имеющими восемь этажей: протяженным — по улице Кирова— и двумя короткими, расположенными перпендикулярно к нему. Громадные поверхности его стеклянных стен чередуются с плоскостями, образованными шершавым розово-фиолетовым туфом из Армении. Форма постройки лаконична, масштаб укрупнен. Вместе с тем здание кажется удивительно легким, не стесняющим пространство узкой улицы. Вестибюль, занимающий среднюю часть главного корпуса, ведет к лифтам и спиральным пандусам, заменившим лестницы. Он связывает рабочие помещения с залом собраний и клубной группой. По сторонам вестибюля первый этаж был поначалу незастроенным — между мощными столбами, державшими на себе массив верхних этажей, открывался сквозной проход к параллельному улице Кирова новому проспекту, который уже тогда начали прокладывать. В сторону этого проспекта здание обращено сложными, почти скульптурными массами зала собраний и клубной группы. Их пластичность образует резкий контраст холодной геометрии стеклянной стены, поднимающейся вдоль улицы Кирова. Стену эту Ле Корбюзье задумал двойной, включающей пространство для циркуляции воздуха — охлажденного летом, подогретого зимой. Идею не удалось осуществить, что ухудшило условия в помещениях. Первый этаж в ходе эксплуатации здания застроили, что изменило его облик.

Во второй половине 20-х годов при каждом крупном предприятии Москвы создавался свой рабочий клуб. Руководили клубами профсоюзы. Клуб, как многофункциональное учреждение, соединявшее организацию досуга с просветительской и политиковоспитательной деятельностью, определил тогда самый распространенный тип общественного сооружения в строительстве Москвы. Проблемы клубной работы прямо связывались с задачами культурного строительства.

На такой основе и выкристаллизовался основной тип здания. Поскольку ориентировались на обслуживание коллектива только одного предприятия, здания были невелики, число помещений для кружковой работы ограничено. Преобладающим объемом, который во многом диктовал всю структуру постройки, был зал, служивший для массовых собраний и зрелищ (причем рассчитанный прежде всего на самодеятельность, а не гастроли профессиональных театров).

Со строительством клубных зданий в конце 20-х — начале 30-х годов связаны в Москве, пожалуй, наиболее впечатляющие постройки и проектные эксперименты. И это не случайно. Само содержание задачи требовало поиска ярких и выразительных художественных решений, а сложные программы, предполагавшие сочетание крупных и малых объемов, открывали возможность создания самых разнообразных вариантов. Характер поисков во многом определили отзвуки романтического символизма, родившегося в первые послереволюционные годы.

Ранее всех был сооружен в Москве клуб имени Октябрьской революции (ныне Центральный Дом культуры железнодорожников). Он построен в 1925—1928 гг. по проекту А. Щусева и продолжает своим объемом обширный комплекс завершавшегося тогда Казанского вокзала (Комсомольская площадь, 4). Затесненный участок не позволил развить комплекс клубных помещений — в плане доминирует зал секторной формы на 1000 мест, который определил и общие очертания объема. Кирпичная стена со схематизированными белокаменными деталями венчающего фриза связывает характер фасада с неорусским фасадом вокзала. В то же время непрерывные полосы окон, гладкая оштукатуренная плоскость между ними и балкончик, обегающий над первым этажом всю постройку, заимствованы из формального арсенала середины 20-х годов. Архитектура клуба железнодорожников получилась компромиссной.

Ярким воплощением духа времени стала серия из пяти клубных зданий, сооруженных в Москве по проектам К. Мельникова. Они весьма различны и по программе и по архитектурному образу. Стремление все время искать, создавать принципиально новое не только по отношению к сложившимся стереотипам, но и к тому, что уже сделал сам, было органическим свойством творчества этого зодчего. Однако во всех случаях его целью была такая система внутренних пространств, которая не только целесообразно организует функцию клуба, но и определяет впечатляющую, запоминающуюся форму-символ, активно воздействующую на эмоции. Объемы мельниковских клубов скульптурны, у них нет какого-то одного главного фасада. С каждой точки здание раскрывается по-своему, кажется меняющимся, живущим, когда движешься к нему или вокруг него.

Клуб коммунальников, ныне Дом культуры имени И. В. Русакова (Стромынская площадь, 10), был построен Мельниковым в 1927—1929 гг. Здесь проблему многофункциональности архитектор решал посредством трансформации единого сложного пространства — в секторный зал открываются аудитории, служащие его балконами (общая вместимость— 1200 мест). Подъемные стенки могли отсекать их, позволяя использовать отдельно. Вертикальные стволы лестниц, зажатые между расходящимися по радиусам аудиториями, удобно обслуживают всю систему. Динамично вздымающимися косыми консолями четко ограненные объемы трех верхних аудиторий выступают наружу, определяя сложную, контрастную и вместе с тем целостную форму. Особенно эффектно она воспринимается при взгляде в упор, в разных ракурсах. Дерзко нетрадиционный, решительно очерченный массив здания, легко и прочно запоминающийся, как то сам собою стал обрастать символическими значениями — в нем видели воплощение технического прогресса, растущей индустриальной мощи Советского государства, его устремленности к будущему.

Грубоватую энергичность композиции здания иногда стремятся объяснить влиянием «левого» искусства К. Мельников, однако, был активно работавшим художником, тяготевшим в своей живописи и графике к строгой классичности. Эксперименты «левых» живописцев были для него чужды. Характер его архитектуры определялся прежде всего непосредственностью ощущения духа времени — его пафоса и его суровости, его дерзаний и жесткого самоограничения.

Здание этого клуба дошло до нас с некоторыми искажениями. Исчезли подвижные стенки, отделявшие от зала балконы-аудитории. Окна, освещавшие зал естественным светом, заделаны. Исчезли выразительные надписи на торцах консольных объемов, переделана стена вестибюля на первом этаже, изменена окраска фасадов. Общий характер оно, однако, сохраняет.

В 1927—1929 гг. Мельников создал и клуб завода «Каучук» (Плющиха, 64). Полуцилиндрический объем компактного высокого зала на 800 мест с двумя ярусами балконов определил очертания постройки. Коридоры, окаймляющие зал, служат фойе для верхних ярусов и в то же время проходом к клубным помещениям. Перед фасадом, выгнутым дугой, выделяется объем стоящего отдельно вестибюля. Контраст его сконцентрированной массы и легкой стены основного объема, расчлененной на вертикальные полосы стекла и широкие пилоны, определяет эффект композиции, основанной на невозможном, казалось бы, сочетании двух цилиндров. Как и в клубе Русакова, большую роль играют наружные лестницы, связывающие массу здания с окружающим пространством. Здесь они охватывают «тело» вестибюля, выводя на террасу, связанную с фоке (предполагалось, что эта терраса будет служить и трибуной во время массовых митингов).

В 1929—1930 гг. строился по проекту Мельникова клуб кожевников «Буревестник» (ныне Дом культуры производственного объединения «Буревестник», 3-я Рыбинская улица, 17). Для строительства был отведен узкий участок, к тому же развернутый к улице под углом. Трудность породила необычную идею. На треугольной площадке между торцом прямоугольного основного объема и красной линией улицы Мельников расположил пятилепестковую в плане стеклянную башню — прозрачный кристалл, который отводился для клубных комнат. Он эффектно выделяется на фоне глухой стены сцены, которая обращена к улице. Зрительный зал на 700 мест расположен на втором этаже над фойе и вестибюлем. Со стороны, противоположной сцене, к нему примыкает спортивный зал. Между этими помещениями была запроектирована раздвижная стенка, позволяющая соединять их пространства. Предполагалась и еще одна трансформация, при которой фойе могло превращаться в плавательный бассейн. Партер зрительного зала в таком случае убирался, раскрывался пол, и ряды мест в боковых частях, расположенные с крутым подъемом перпендикулярно сцене, становились трибунами. Устройства для этих трансформаций, равно как и плавательный бассейн, не были осуществлены.

Кроме того, по проекту К. Мельникова были сооружены компактное здание клуба завода имени М. В. Фрунзе (1927—1929, Бережковская набережная, 28), осуществленное с отступлениями от проекта и претерпевшее значительные изменения в ходе эксплуатации, а также здание клуба фабрики «Свобода» (1928—1931, ныне Дом культуры имени Горького, Вятская улица, 47) Это последнее задумано и совсем уж необычно поднятый на уровень второго этажа зал должен был иметь очертания цилиндра эллиптического сечения с горизонтальной осью. Опускающаяся стена разрезала эту «цистерну» пополам на кино- и театральный залы (или, при необходимости, позволяла соединить в одно целое). Осуществлен этот клуб с большими изменениями проекта. Лишь в центре фасада странный пилон над входом (он должен был стать опорой подвижной стены), зажатый между двумя расходящимися под углом наружными лестницами, напоминал об изначальном замысле. Через значительные переделки здание прошло и впоследствии.

К самым ярким произведениям советской архитектуры принадлежит клуб (ныне Дом культуры) имени С. М. Зуева (Лесная улица, 18), построенный в 1927 1929 гг. по проекту И. Голосова. Здание это сразу останавливает на себе внимание. Все в композиции его компактного прямоугольного массива, включающего большой зал на 850 мест, малый зал и довольно большую группу клубных помещений, подводит к необычной и сильной форме — прозрачному цилиндру. Стеклянный цилиндр, смело пересеченный прямоугольной призмой фойе 3-го этажа и завершенный прямоугольной плитой кровли, кажется гигантской колонной, вздымающейся из земли. Голосов проявил здесь свое стремление к форме-символу. Символом всемогущества труда, использующего совершенную технику, воспринимается этот цилиндр-колонна, уникальная, сразу запоминающаяся форма. С большим мастерством разработаны детали здания, особенно его угловой части. Эффектно использованы свойства материалов (к сожалению, в недавнее время здание испорчено покраской фасадов). Динамичность композиции, к которой стремился архитектор, должна создавать ассоциации с формами транспортной техники — клуб создавался для рабочих трамвайного депо.

Клубные здания, проектировавшиеся К. Мельниковым и И. Голосовым, отличает целостность сложного объема. Теория конструктивистов требовала, напротив, ясного вычленения частей, имевших особое назначение. Таким образом и было организовано здание клуба фабрики имени Петра Алексеева, построенное в 1927—1929 гг. по типовому проекту, который выполнил Л. Веснин (ныне Михалковская улица, 64). Постройка четко делится на клубную и зрелищную части, связкой между которыми служит фойе. Группы помещений выглядят замкнутыми и как бы приставленными друг к другу. Для композиции небольшого сооружения такой прием не был выгоден — раздробленность снижала возможности выразительного решения, подчеркивала утилитарность здания (что совсем неуместно для клуба). Такой же прием расчленения на зрелищную и клубную части с промежуточным звеном, образованным фойе, отличает более крупное здание клуба «Пролетарий» в Дангауэровке (ныне Дом культуры завода «Компрессор», шоссе Энтузиастов, 110/2), построенное в 1927— 1929 гг. по проекту архитектора В. Владимирова. Асимметричность композиции подчеркнута здесь четырехэтажной угловой башней клубной части с большим вертикальным «пятном» остекления лестницы.

Беспокойная измельченность небольшого здания клуба типографии «Красный пролетарий» (ныне Делегатская улица, 7), построенного по проекту С. Пэна в 1930 г., выступает уже как стилистический прием — внутренней организацией она не мотивирована. Характерной для конструктивизма была и достаточно случайная в данном случае ассоциация с теплоходом, которую рождали террасы-палубы и различные надстройки (в проекте была даже мачта, не осуществленная в натуре). Динамичность придана и формам здания клуба фабрики «Красные текстильщики» на Якиманской набережной, 2 (1928, архитектор А. Розанов), где архитектора больше интересовало выявление назначения каждой части, чем характерность целого. Пожалуй, наиболее выразительным среди клубных зданий архитекторов-конструктивистов было построенное для клуба завода «Серп и молот» архитектором И. Милинисом в 1929—1933 гг (ныне Волочаевская улица, 11). Его жестковатые формы свидетельствовали об увлечении эстетикой мира техники, которая часто давала конструктивистам основу архитектурных образов. Они образовывали эффектный контраст зелени парка и рельефу участка (в ходе перестроек первоначальный характер этого здания утрачен).

Расчленение на отдельные объемы, не оправдавшее себя как прием архитектурной композиции небольших клубных зданий, давало, напротив, хорошую основу для формирования крупных зданий Дворцов культуры. Их части были достаточно велики, а их система в целом могла организовать обширное пространство. Подобные здания характерны для начала 30-х годов, когда стали создавать клубы уже не для отдельных предприятий, а для их групп или даже целых районов. Зрительный зал получал тогда сцену, пригодную для полноценных театральных постановок, а помещения для клубной работы разрастались в большой комплекс (в дальнейшем именно крупные сооружения оказались наиболее эффективны).

Первое здание-комплекс такого рода построено в Москве в 1929—1938 гг. по проекту архитектора Я. Корнфельда. Это клуб, ныне Дворец культуры имени С. П. Горбунова на Новозаводской улице, 27, на границе Филевского парка. Большой зал на 1500 мест с театральной сценой и обслуживающими его помещениями может использоваться независимо от блока клубной части, с которой он связан мостиком-переходом на уровне второго и третьего этажей. Зал с двумя ярусами балконов лежит над вестибюльной группой, образуя очень высокий и мощный объем. Клубная часть со своим вестибюлем включает малый зал-аудиторию и спортивный зал. Она распластана вдоль границы парка, а ее выступающие крылья организуют подобие открытых дворов, создающих переход от окружающей зеленой зоны к зданию. Комплекс рационально и четко организован, но, пожалуй, слишком крупномасштабен, монументален и машиноподобен для живописного паркового окружения, в котором он расположен. Не удалось и гармоничное соединение частей театрально-зрелищной группы. Из-за сложности восприятия разновысотных блоков при трапециевидном плане и наклонном покрытии большого зала возникают неприятные зрительные иллюзии, мешающие ощутить логику целого, так хорошо видимую на чертежах.

Гармоничной целостности частей сумели достичь братья Веснины в еще более крупном комплексе Дворца культуры Пролетарского района (ныне Дворец культуры ЗИЛа, Восточная улица, 4), строительство которого имеет достаточно сложную историю. Построить сооружение задумал союз рабочих-металлургов, создавший в 1929 г. объединенный комитет трудящихся нескольких заводов, расположенных в районе. Комитет предложил расположить Дворец на холме над Москвой-рекой, «на месте очага мракобесия» — древнего Симонова монастыря, часть построек которого была разобрана (к сожалению, в число их попали ценные памятники древнерусского зодчества). Два тура конкурса на проект комплекса не дали удовлетворительных результатов, и тогда рабочие — инициаторы строительства обратились к братьям Весниным. В 1931 г. на основе конкурсных материалов, с учетом их обсуждения общественностью Веснины разработали проект обширного ансамбля, состоящего из трех композиционно связанных сооружений: крупного театрального здания с залом на 4 тыс. мест, клуба с малым залом на 1200 мест и спортивного корпуса. К 1933 г. был закончен малый зал, а в 1937 г. — и вся клубная часть комплекса. Большой театральный зал и спортивный корпус остались неосуществленными (композиция в целом должна была группироваться вокруг обширного пространства, в котором господствовал объем большого зала — отсюда и ориентация осуществленной части к саду).

Архитекторы стремились прежде всего к абсолютной логичности и естественности организации жизненных функций, для которых предназначено здание. Они шли изнутри, от интерьеров, создававшихся как оболочки для жизни, — к группировке объемов, от функции — к художественному образу. Сами Веснины так писали о своей работе: «Мы стремились найти образ пролетарского Дворца культуры, дать простые, ясные формы, благородные соотношения масс, объемов, плоскостей, проемов в единстве деталей и целого, в единстве внутреннего пространства и внешнего оформления... Фойе малого и большого театра решены по принципу переливающегося пространства, дающего богатство впечатлений от постоянно меняющихся перспектив и от постоянной перемены пространственных величин». Установка следовала конструктивистским принципам и была точно осуществлена в клубном корпусе, ставшем теперь Дворцом культуры ЗИЛа. Здание это осталось наиболее совершенным воплощением идей советского конструктивизма.

Как и во Дворце культуры имени С. П. Горбунова, объем зала влит в единую композицию и в то же время может функционировать автономно. Однако взаимодействие частей в постройке Весниных более активно. Его развивает вся система интерьеров, подчиненная не только удобству использования, но и художественному замыслу. Был очень точно рассчитан психологический эффект их последовательного восприятия при движении внутри здания. При этом внутренняя логика архитектурного организма как бы выступает вовне — план здания, расположение основных групп помещений легко «прочитываются» в его экстерьере.

Широкий полукруглый эркер, нависающий над театральным входом, отмечает начало оси, вдоль которой организовано пространство театральной группы. Т-образный в плане клубный блок на верхних этажах связан с театральной частью анфиладой помещений, которую завершает широкая полуротонда, обращенная в сторону реки. Террасы, эркеры, надстройки над плоскими кровлями придают корпусам клубного блока сложность силуэта и уступчатость. Благодаря этому крупные объемы как бы растворяются в окружающей среде, раскрыты к зелени. Здесь нет той жесткой обрубленности, которая так часто отчуждает конструктивистские постройки от природы вокруг. Поэтому здание Дворца культуры ЗИЛа, более крупное даже, чем Дворец культуры имени С. П. Горбунова, не производит впечатления излишне монументального и сурового. Его архитектура строга, демонстративно рационалистична, но вместе с тем полна благородной ясности и достоинства.

Экстерьеры Дворца культуры ЗИЛа сохранили первоначальный характер. Интерьеры, однако, почти полностью изменены — при ремонте в 1940-х годах многие помещения получили отделку в духе времени Реконструкция 1970-х годов устранила многие из этих изменений, но внесла свои (архитекторы П. Зиновьев, Р. Алдонина, О. Лебедева).

Совсем новым типом здания научно-просветительского назначения стал планетарий. Теоретик конструктивизма А. Ган называл планетарий оптическим научным театром. В Москве такое здание было построено в 1927—1929 гг. на Садовой-Кудринской, 5, по проекту архитекторов М. Барща и М. Синявского. Круглый в плане зал на 500 мест, расположенный на втором этаже, стал ядром, определившим форму здания в целом. Над залом, имеющим диаметр 25 м, сооружен железобетонный параболический купол толщиной 12 см у основания и 8 см у верха; к куполу подвешен экран-полусфера. Целью авторов проекта была архитектура логичная и современная, как бы воспринявшая характер той машинерии, которая обеспечивает демонстрацию звездного неба. И цель была достигнута — лаконичный объем, увенчанный серебристым куполом, стал символом научного знания и технического прогресса. Утрированно деловитые пристройки к основному объему, придающие сооружению сходство с неким техническим устройством, кажутся естественным дополнением композиции. К сожалению, утратила первоначальный характер входная часть здания.

С первых послереволюционных лет развитие физкультурно-массовой работы, вовлечение в нее самых широких масс трудящихся стали рассматриваться как важная часть культурно-оздоровительных мероприятий Советской власти. Развитие массового спорта обеспечивалось прежде всего созданием многочисленных плоскостных сооружений — стадионов и спортивных площадок с простейшими обслуживающими постройками. Спорт как зрелище поначалу не привлекал большого внимания. Однако во второй половине 1920-х годов по всей стране началось строительство крупных открытых стадионов с постоянными трибунами. В Москве первым таким сооружением стал стадион «Динамо» на Ленинградском проспекте, недалеко от Петровского парка (1927, архитекторы А. Лангман и Л. Чериковер). Трибуны его первоначально рассчитывались на 20 тыс. зрителей, но уже через восемь лет их вместимость была увеличена до 60 тыс. мест. Этот стадион оставался самым большим в столице до завершения стадиона имени В. И. Ленина в Лужниках в 1950-е годы. Внешняя сторона его трибун образована жестким ритмом прямоугольных пилонов. Портик с более высокими опорами отмечает главный вход, обращенный к Ленинградскому проспекту.

В середине 20-х годов родилась и новая идея форм организации массового отдыха. Предполагалось соединить отдых в природной среде и народные развлечения традиционного характера с массово-политической, агитационной и культурно-массовой работой. Первым воплощением идеи стал созданный в 1928 г. Центральный парк культуры и отдыха, названный впоследствии именем А. М. Горького. Он был устроен на территории Сельскохозяйственной выставки 1923 г. и Нескучного сада. Парк тянется широкой полосой по берегу Москвы-реки на юго-запад до Окружной железной дороги, а затем переходит в обширную зеленую полосу, охватившую внешнюю сторону всей крутой излучины Москвы-реки и включающую зеленые массивы Ленинских гор.

В парке сохранен большой центральный партер бывш. Сельскохозяйственной выставки, несколько измененный по проекту К. Мельникова. Вокруг располагались павильоны (большая часть их осталась от Сельскохозяйственной выставки и просто получила новую функцию) и площадки для массовых мероприятий. В такой форме парк очень быстро перестал удовлетворять тем требованиям, которые к нему предъявлялись, и в 1931 г. был проведен большой конкурс на проект его генерального плана. Прямого результата этот конкурс не дал, но проектировщики выдвинули много интересных идей и предложений, не только использованных при окончательном проектировании парка, но и поднявших на новый уровень советскую ландшафтную архитектуру в целом.

Среди сооружений системы коммунально-бытового обслуживания в середине 20-х годов возник новый тип здания — фабрика-кухня. В основе замысла лежало стремление обобществить, централизовать наиболее трудоемкие процессы быта. Общественные столовые создавались уже в начале десятилетия. Однако небольшие и не имевшие специального оборудования, они не оправдали надежд, которые на них возлагались В 1925 г. в Иваново-Вознесенске было впервые создано крупное механизированное предприятие, готовившее еду для столовых (для него приспособили существующую постройку). По примеру ивановцев в Москве стали создавать фабрики-кухни, строя для них специальные здания (в конце 20-х — начале 30-х годов их построено более десяти).

Первым в 1929 г. было введено в строй здание на Ленинградском шоссе (ныне Ленинградский проспект, 7), построенное по проекту А. Мешкова. Эта фабрика-кухня снабжала готовыми обедами целую сеть столовых, отпускала обеды и полуфабрикаты на дом и, кроме того, имела громадную собственную столовую на 1500 мест, занимавшую основную часть трехэтажной постройки (мощность кухни была рассчитана на 24 тыс. обедов; работали здесь 350 человек). Композиция здания противоречива; система обслуживания гигантской столовой продиктовала симметричное расположение основных масс, но в раз работке объема и размещении проемов архитектор стремился, в соответствии с вкусами времени, достичь асимметрии (асимметрична и организация производственных помещений) Сдвинут на один из углов и вход в здание, хотя это и не вызвано условиями участка. В том же году сооружена фабрика-кухня на Ткацкой улице, 11 (архитектор Б. Виленский), где в композиции доминирует распластанный цилиндр двухэтажного обеденного зала, к которому довольно неловко примыкает прямоугольный производственный корпус

Строительство фабрик-кухонь имело немалое значение для вовлечения женщин в производство. Предполагалось, что особую роль будут играть обширные столовые, так как питание станет коллективным, превратившись в новую форму социального общения Сама огромность обеденных залов казалась выражением новой социальной тенденции. Однако эта сторона идеи оказалась нежизненной — фабрики-кухни были эффективны прежде всего как централизованные производства, обслуживающие сеть столовых на предприятиях и небольшие общедоступные учреждения питания.

Среди торговых предприятий второй половины 20-х годов наиболее интересно трехэтажное здание универмага на Красной Пресне (Краснопресненская улица, 48/2), построенное по проекту братьев Весниных в 1927 г. Используя тесный треугольный участок, архитекторы создали цельное пространство, эффектно раскрывающееся от помещенной в глубине главной лестницы к фасаду-витрине. За кажущейся простотой здесь стоит большая работа, в которой искались гармоничные пропорции и детали этого строгого, но выразительного здания (в конце 1970-х годов оно реконструировано, причем общий характер облика сохранен).

Самым крупным новым торговым зданием конца 20-х годов был шестиэтажный универмаг «Красное Замоскворечье» (Добрынинская улица, 1/3), построенный в 1929 г по проекту архитектора К. Яковлева. Над четырьмя торговыми этажами здесь устроены два административных. Композиция создана под несомненным влиянием здания «Известий». Темносерая окраска фасадов, следовавшая этому образцу, сейчас изменена.

Перестройка всей системы образования потребовала создания новых типов сооружений как для школ, так и для высших учебных заведений. Ориентация школы на сочетание учебы с трудовым, физическим и общественно-политическим воспитанием потребовала значительного расширения состава помещений школьных построек — кроме классов в них вводились различные кабинеты и лаборатории, мастерские, библиотека, помещения для общественных организаций, спортивный зал, столовая. В этой области строительства во второй половине 20-х годов ведущее положение заняли ленинградские архитекторы — московские экспериментальные постройки были менее удачны. Среди них характерны школы на Русаковской улице (1928, архитектор Н. Федоров) и Крымской площади (1930). Здания эти имели асимметричную композицию со сложной конфигурацией плана, определявшейся стремлением вычленить основные функциональные группы помещений.

Развитие народного хозяйства, образования, культурного строительства сопровождалось и ростом научных исследований. Формировалась государственная сеть научно-исследовательских учреждений, причем многие отрасли науки приходилось создавать буквально заново. Среди первых комплексов научно-исследовательских учреждений, сооруженных в советской Москве, — здания Центрального института минерального сырья в Замоскворечье (Пыжевский переулок, 7). Они были построены в 1925—1928 гг. по проекту братьев Весниных. Корпуса института окружали внутренний озелененный двор. Облик их подчеркнуто деловит, рационален, скромен. Вместе с тем их планировка и оборудование отвечали самому передовому уровню науки того времени. Позже здания подверглись существенной перестройке.

Уже в 1924—1926 гг. сооружена первая очередь построек всемирно известного института ЦАГИ, организованного Н. Жуковским еще в 1918 г. и заложившего основы советского самолетостроения. Краснокирпичные корпуса его, расположенные на участке вдоль Вознесенской улицы (ныне улица Радио), привлекали внимание необычностью своих форм — они проектировались как футляры для помещенного в них оборудования (архитекторы А. Кузнецов и Б. Гладков). Над участком институту поднялась видимая издалека башня с ветряком. В 1929 г. были завершены и массивные корпуса второй очереди строительства, также отмеченные рациональностью спокойных массивных очертаний (инженер Г. Карлсен, архитекторы Г. Мовчан, И. Николаев, А. Фисенко). Этот комплекс многократно и существенно изменялся, но многие фрагменты его и до сих пор сохраняют первоначальный характер своеобразного романтизированного рационализма.

По характеру архитектурного решения был близок к зданиям ЦЛГИ комплекс Всесоюзного электротехнического института (ВЭИ), сооруженный на Красноказарменной улице в 1929 г. по проекту инженера Г. Карлсена и арх ггекторов J7 Мейльмана, Г. и В. Мовчан, И. Николаева, А. Фисенко под руководством профессора А. Кузнецова. Первоначальный облик зданий при всей его рационалистичности, в чем-то даже утрированной, был весьма выразителен.

Упомянем также Институт экспериментальной ветеринарии, построенный в 1929 г. в Старых Кузиминках по проекту архитектора В Владимирова, и Московский текстильный институт на углу Донской улицы и Выставочного переулка (1929, архитекторы А. Кузнецов, И. Николаев, А. Фисенко). Последнее здание в основном сохранило облик 20-х годов.

От утилитарности этих первых институтских построек советского времени отличается своей монументальностью, сурово сдержанным, строгим обликом здание Института В. И. Ленина (ныне Центральный партийный архив Института марксизма-ленинизма) на Советской площади, построенное в 1925—1927 гг. по проекту архитектора С. Чернышева. Симметричная схема здания почти классична, но формы его приведены к строгой лаконичности и получили темно-серую окраску, обычную для общественных сооружений 20-х годов.

Внесли свою ноту в облик Москвы и созданные в конце 20-х годов сооружения систем инженерного обслуживания города, как, например, здания автоматических телефонных станций. Четыре таких постройки были закончены в 1928 г. (инженер В. Патек). В числе их — станция на Арбате, 46, имеющая строго симметричный объем с высокой центральной частью — неоклассическая композиция, приведенная к геометрической схеме, лишенной деталей (если не считать надписей жестким рубленым шрифтом, не существующих ныне). По тому же проекту построена станция на Большой Ордынке, 25. От опрощенной неоклассики этих построек решительно отличается рационалистичностью облика Таганская АТС, построенная в 1929 г. на Покровском бульваре, с ее асимметричным массивом, прорезанным узкими вертикальными щелями окон в ритме, который должен был отвечать расстановке оборудования.

Интересны созданные К. Мельниковым здания гаражей В 1926—1927 гг. построен гараж для автобусов на бахметьевской улице (ныне улица Образцова, 19). Его планировка основана на идее постановки машин под углом 45° к направлению внутреннего проезда. Эту идею Мельников предложил, изучая движение машин при паркировании. Была достигнута немалая экономия площадей, да и ставить машину на место стало легче. На этой основе возникло своеобразно скомпонованное сооружение. В 1927—1929 гг. сооружен и спроектированный Мельниковым гараж для грузовых автомашин (Новорязанская улица, 27). В остроугольный участок архитектор вписал подковообразные очертания здания, как бы повторяющие план паровозного депо. Оба здания интересны выразительностью форм, псдчас броских и неожиданных, смелым владением крупными масштабами, присущими инженерным сооружениям. Здание на улице Образцова в основном сохранило первоначальный облик, на Новорязанской — сильно переделано и дополнено корпусами, которые не предусматривались проектом.

Мы рассказали о самых значительных и характерных постройках Москвы второй половины 20-х — начала 30-х годов. Однако и самое подробное знакомство с ними не дает еще представления о всей широте спектра идей, связанных с воплощением в архитектуре этого времени общественных функций социалистической столицы. Каждая крупная задача тогда, как правило, проводилась через соревнования-конкурсы, где выявлялось множество самых различных подходов к ней, иной раз прорабатывались предварительно едва ли не все мыслимые возможности решения. Многое осталось нереализованным из-за трудностей времени. Многие же проекты, оказавшие в конечном счете ощутимое влияние на практику, создавались в особой сфере экспериментального, поискового проектирования и не были рассчитаны на немедленную реализацию. Талантливый зодчий И. Леонидов особенно много и интересно работал в экспериментальном -жанре Его идеи воздействовали на развитие не только советского конструктивизма, одним из творческих лидеров которого он стал на рубеже 30-х годов, но и на все мировое зодчество. Самым ценным в его работах, при всей их утопичности, было утверждение социальной действенности архитектуры и социальной ответственности архитекторов. Он создал художественные образы большой выразительной силы, строя свои эксперименты на отсечении всего лишнего, не работающего прямо на социальную функцию объекта. Некоторое представление об экспериментальной деятельности советских зодчих может дать экспозиция Музея архитектуры имени А. Щусева.