В те годы, когда возводился в Москве храм Покрова на Рву, в далекой Италии заседал Тридентский собор (1545-1563 гг. с перерывами), на котором обсуждался вопрос об укреплении католической церкви, расшатанной реформацией, об ее обновлении, модернизации и о внедрении церковных догм во все сферы общественной и частной жизни. Важной датой того же самого процесса усиления религиозного и церковного начала в жизни Западной Европы является основание в 1534 году ордена иезуитов. Процесс укрепления католической церкви в XVI столетии начался гораздо раньше, и заложение в 1506 году по проекту Браманте собора св. Петра в Риме - грандиозного центрального сооружения католического мира - не только глубоко связано с этим процессом, но является одним из существеннейших его этапов.
В Московском государстве протекал в XVI веке аналогичный процесс, развернувшийся отчасти как реакция на еретические течения, на рационалистические тенденции, особенно отчетливо обнаружившиеся в последней четверти XV столетия. Усиление русской церковной организации в первой половине XVI века было связано с укреплением русского централизованного национального государства. Борьба с еретическим свободомыслием и рационалистическими взглядами была связана также и с преодолением индивидуалистических тенденций русской феодальной знати, бывших препятствием к свободному развитию молодого русского государства.
На Руси сложилось церковное учение и церковная организация, похожие на орден иезуитов, и притом раньше, чем в Западной Европе - учение Иосифа Волоцкого и Иосифо-Волоколамский монастырь. По мнению Иосифа, при разыскивании еретиков можно прибегать к благоразумной хитрости и обману. Иосиф строго относился к православным, не доносившим на еретиков (12, с. 57). Одним из основных проповедовавшихся им принципов было «богонаученное коварство» (12, с. 130, примеч. 22). Волоколамский монастырь был прекрасно поставленной школой, в которой стушевывалась индивидуальность иноков и из которой выходили отличные администраторы. Иноки, выходившие из Волоколамского монастыря, отличались общим типом и не были похожи на иноков других монастырей. Волоколамский монастырь был, кроме того, церковно-исправительным учреждением, куда отправляли для исправления еретиков (12, с. 117-118).
Существенным отличием русской церкви XVI века от католической церкви Западной Европы было иное соотношение между церковью и светской властью.
В католической церкви постоянно существовало стремление к светскому могуществу и к светской власти церкви. Огромную роль в истории Западной Европы играла борьба папы и императора. Рим до сих пор является центром особого церковного государства, возглавляемого папой.
Земная власть папы получила также и теоретическое обоснование в учении католической церкви. Оно выражалось в знаменитом filioque, прибавленном католиками к символу веры, в котором сформулирована основа христианского учения: по православному учению дух - третье лицо Троицы - исходит от бога-отца, т.е. в основе всей церковной концепции мироздания лежит единое божественное начало, мыслимое в трех лицах (Троица); согласно католическому учению, дух исходит от отца и от сына (filioque), т.е. признается в основе мироздания два божественных начала - бог-отец и бог-сын. Одно из них - небесное, другое - земное, вследствие чего вся концепция мироздания становится дуалистической, в противоположность строгой монистичности православного взгляда на космос. Из этого дуалистического взгляда вытекает земная власть папы. Это различие православия и католичества хорошо сформулировано Курбским: «Призывающи в помощь пребезначальную Троицу, еяже зело обидят паны езуине, полагающе в божестве естественные два начала или два источника животворящего параклита (духа)» (19, с. 430).
Наоборот, в России в XVI веке церковь была подчинена государю. До XVI века единственной связью между раздробленными землями был митрополит «всея Руси» (12, с. 96). Подчинение духовной власти светской произошло при Иване III. Во время возведения на митрополичий престол митрополита Симона имел место в Успенском соборе невиданный дотоле обряд, во время которого великий князь перед всем народом «повелел» митрополиту принять «жезл пастырства» и взойти на святительский престол (12, с. 96). В соборной грамоте 1564 года Иван Грозный говорит: «...прияхом скипетры российского царства также и во благосостояния святых божиих церквей, и монастырей, и мест...» Согласно учению Иосифа Волоцкого, царь есть сколько глава государства, столько и церкви, он - высший хранитель и покровитель веры и церкви. Самой существенной деятельностью светской власти является, по Иосифу, охранение всех интересов церкви, уничтожение в ней расколов, ересей и всяких беспорядков (12, с. 92). В Просветителе Иосифа Волоцкого говорится: «...градские законы подобны суть пророческим и апостольским и святых отец писаниям...» (!!) (12, с. 59). И наоборот, царь должен быть «...отмстителем Христу на еретики...» (12,с.92). В своем послании к Василию III Иосиф пишет: «Пожалуй попецыся и промысли о божественных церквах, занеже, государь, от великия десницы (т.е. от божества. - Н.Б.) поставлен самодержец и государь всея Руси» (12, с. 92, примеч. 1). За нерадение государя о благе церкви, за это величайшее преступление бог казнит всю землю (12, с. 92). Объединение и смешение в лице царя обеих властей - светской и духовной - приводит ко взгляду на еретиков как на обыкновенных преступников. Распространение еретических учений считалось аналогичным государственным движениям и переворотам, оно может быть, по взглядам людей XVI века, причиной падения и гибели государства. Государь - самая высшая инстанция в церкви (12, с. 92-93).
Укрепление церкви в первой половине XVI столетия произошло в борьбе с еретическими учениями, в результате которых сблизились церковь и светская власть и возникла идея «воинствующей церкви». В форме православия русский народ охранял самостоятельность русской культуры, противополагая ее и Западной Европе и Востоку. Православие было единой системой миропонимания, как бы проникая во все области древнерусской культуры. Соотношение с ним обнаруживает вся русская жизнь того времени в целом, начиная с философского определения существа божественного и кончая самыми повседневными вопросами практической жизни. В XVI веке рядом с церковью уже существовало новое светское государство, которое спустя двести лет создало новые светские основания русской культуры на следующем крупном этапе ее развития. В XVI веке светское государство стало, в противоположность предыдущим эпохам, господствовать над церковью, но оно само еще облекалось в религиозные формы. Оно сбросило их при переходе к XVIII веку.
Насколько тесно формы русского быта XVI века были еще переплетены с религиозными воззрениями, показывают практические мероприятия в области повседневного быта, предпринимавшиеся по инициативе церкви. Так, например, в Стоглаве читаем строки, направленные против стрижки усов и бритья бороды: «.. .таковая бо не православных суть, но латынская и еретическа предания... ненавидимы будете от бога создавшего нас по образу своему...» (34, л. 73 и об.). Западноевропейская мода бритья бороды и стрижки усов отклоняется потому, что это противоречит положению, что человек - икона божества. В одном сочинении этого времени говорится о том, что на Руси многие возлюбили «слабую и прелестную незаконную нам латынскую и многих вер веру, и позавидехом иже на неверных ризам их, от главы и до ногу, и их обычаем...» (25, с. 168). «Горе роду християнскому, прельстившимся в неверных порты и шлыки, и имущим их на собе, держащим их, неверных, прелести и впущающе их в землю свою, и ищущи от них помощи...» (25, с. 173). «И сего ради любимая наша братия, от всех их неверных прелестей крепко брежемся, и их ничтоже на себе имеем, и не внимаем... Нам от господа процвела новая благодать, а ветхая их лжа вся попралася» (25, с. 169). Одновременно с отклонением западноевропейских обычаев Стоглав отклоняет и восточные моды в особой главе «О тафьях (татарских тюбетейках) безбожнаго Бахмета» (34, л. 76). Стоглав делает общий вывод: «...мы же православнии, закон истинный от бога приимше разных стран беззаконии осквернихомся и обычаи злы от них приимше, темже от тех стран томимы есмы и расточаямы виной нашея похоти и обычая» (34, л. 72 об. - л. 73).
Истинным законом было, по убеждению людей XVI века, православие. Оно осквернялось, согласно мировоззрению того времени, проникавшими на Русь иностранными модами и обычаями, разлагавшими целостную и самостоятельную русскую культуру.
Русский человек XVI века облекал в религиозную форму живое чувство своеобразия своего взгляда на мир и чувство самостоятельности русской культуры. Охраняя всячески православие, которое он противопоставлял западноевропейскому католичеству и особенно, конечно, лютеранству, но также и восточному магометанству, русский народ утверждал этим свое единство и свой собственный взгляд на вселенную, природу и человека, который существенно отличался от мировоззрения других народов и который составил ценный самостоятельный взгляд русского народа в сокровищницу общечеловеческой культуры.
Поэтому общий подъем русского государства и русской культуры был в XVI веке связан также и с укреплением церковных устоев. Церковь была тогда одним из устоев, на которые опиралось молодое русское централизованное государство, она была подпиравшим его идеологическим столпом. Идея устойчивого столпа очень характерна для русской культуры XVI века. Она приобретает особый смысл активного утверждения правильного учения в связи с борьбой с еретиками в первой половине XVI века. Еретические учения внесли в русскую жизнь изменения. По мнению Феодосия, «ересьми святая зборная апостольская церковь нашего православия... колебалася» (17, с. 326). Иван Грозный обращается к отцам Стоглавого собора с просьбой восстановить «обычаи», которые «в прежние времена, пос ле (!) отца моего великого князя Василия Ивановича всея Руси, и до настоящаго времени поизшаталися» (34, л. 17). Иван Грозный имеет в виду годы боярского правления в течение его малолетства. Поколебанию веры и поисшатавшимся обычаям были противопоставлены столпы церковные, утверждавшие православие.
Число семь играет в архитектурной композиции Покровского собора очень большую роль. Первоначально было сооружено семь деревянных церквей вокруг каменного храма Троицы. Потом при перестройке здания в камне - «яко по бозе разум даровася им (мастерам. - Н.Б.) в размерении основания», было воздвигнуто восемь приделов вокруг главной церкви Покрова. Все же первоначальное число семь сохранилось, так как центральный храм является идейным средоточием всей группы, а западный придел - как бы вступлением к ней, чему соответствует также и его название. Остальные семь приделов окружают храм Покрова. Семь вселенских соборов считались в XVI веке на Руси основоположными устоями православной религии и церкви. В речи на открытии Стоглавого собора (1551 г.) Иван Грозный говорит: «...якоже предаша вам святии отцы седми святых собор вселенских и поместных, праведный закон утвержати, и истинную православную веру хрестьянскую разгневати» (34, л. 12). Ссылки на семь основоположных для православной церкви вселенских соборов встречаются очень часто в литературе XVI века. При этом обычно избирается образ столпа для выражения того, что вселенские соборы являются основоположными устоями церкви. Курбский патетически восклицает: «Где законы священные? Где правила седмостолпные?» (19, с. 312). В другом месте он говорит о «седмостолпных догматех» (19, с. 422), а также о том, что церковь «... седмостолпными догматы укрепленна, глаголю, великими седми соборы...» (19, с. 370).
Число семь играло в русской православной легенде большую роль также и в других отношениях. Считалось, что число вселенских соборов соответствовало числу тысячелетий существования мира, которое в свою очередь соответствовало числу дней творения: 7 соборов - 7000 лет - 7 дней; при этом каждый день творения соответствовал одной тысяче лет существования мира. Так, например, в числе доводов против признания Флорентийского собора за вселенский собор фигурировало положение, что вселенских соборов не может быть больше семи по числу тысячелетий существования мира, так как мир, по представлению людей XVI века, должен погибнуть в течение восьмого тысячелетия (т.е. до 2492 г., так как в древности считали, что прошло 5508 лет до рождения Христа). «Един день пред господом, яко тысяща лет, а тысяща лет яко один день» (23, с. 362).
Со всеми этими фантастическими представлениями связывали также легенду о том, что во всемирной истории было и будет всего семь больших царств, а восьмое царство будет, согласно Апокалипсису, царством антихриста. Большое значение числа семь во всех этих представлениях XVI века связано с образами, навеянными Апокалипсисом - этой «страшной, загадочной и таинственной» книгой, в которой, по представлениям людей XVI века, в зашифрованной форме начертаны судьбы мира (23,с. 441). Наряду с характерной для XVI века ассоциацией вселенских соборов со столпами в то время употребляли также и другое сравнение - уподобление вселенских соборов крепости, граду. По представлениям людей XVI века, город - это укрепленное населенное место. У того же Курбского мы читаем: «...святых древних великих отец седмижды от конец вселен-ныя стекшихся по различным временам и летом... и уставы церкве писании своими, яко град твердый, правоверным предали» (19, с. 438).
Церковная организация в крупнейших городах Московского государства была построена на основе подразделения ее в каждом из этих городов на семь соборов. В Стоглаве говорится о том, чтобы «в царствующем же граде Москве (царствующий град-преемник Царьграда) достоит быти седми старостам поповским и седми собором, по уложению царскому...» (34, л. 33 об.). С этим следует сопоставить известие псковской летописи под 1544 годом: «...отколошася от городских попов ото всех седми соборов сельские попы и приго-родские...» (23, с. 45).
В Покровском соборе семь приделов означали семь городских соборов Москвы, царствующего града, соединенных воедино, семь столпов вселенских соборов, которые соответствовали семи дням творения, семи тысячам лет существования мира и семи царствам.
Василий Патрикеев считал предосудительным украшение церквей. Это голос, в котором звучит учение Нила Сорского и заволжских старцев. Иосиф Волоцкий придавал большое значение внешней стороне религиозной жизни в деле нравственного развития человека, внешнему блеску храмов, богатому украшению их дорогими иконами и ризами. Он считал всю внешнюю роскошь необходимой принадлежностью православного богослужения. Этому соответствовало богатство Иосифо-Волоколамского монастыря.
Идеалу Иосифа Волоцкого соответствует Покровский собор. Пышный и блестящий по своей внешности, он прославляет церковь новую, укрепившуюся в борьбе с еретическими учениями и подчинив шуюся государству церковь воинствующую XVI века. Покровский собор громко провозглашает на всю страну, что церковь, незыблемо укрепленная, яко град, уставами вселенских соборов, служит столпами царства.
Все же было бы неверным утверждать, что Покровский собор выражает в архитектуре только мировоззрение иосифлян. Достаточно сравнить его архитектуру со зданиями Иосифо-Волоколамского монастыря, чтобы убедиться в этом. Строгая напряженность и некоторая сухость последних противоположна замечательной непосредственности композиции Покровского собора. Для этого сравнения необходимо, конечно, извлечь постройки XVI века из более позднего ансамбля Иосифо-Волоколамского монастыря. Органичность, свободный полет фантазии и архитектурной мысли, а также ярко выраженная индивидуальность - вот то, что внутренне и в известном смысле роднит архитектуру Покровского собора с образом мысли и взглядом на мир заволжских старцев. Невозможно провести полную аналогию между этими двумя направлениями русской мысли первой половины XVI века и архитектурой Покровского собора. Каждое из них сыграло существенную роль в развитии русской культуры и было важной составной частью русского мировоззрения XVI века, с каждым из них многими нитями связана архитектура собора.
Покровский собор был задуман и осуществлен не только как центральный храм Москвы, как центральный собор всей Руси, но также и как центральный храм всего православного мира.
После падения Константинополя центральным собором всего православного мира сделался Успенский собор Московского Кремля. Об этом так красноречиво говорят приведенные выше слова Филофея, а также и Иосифа Волоцкого. В распространенном на Руси в XVI веке сказании бог говорит константинопольскому патриарху: «А яз им (туркам) святыни не выдал на поругание: видели есте знамение мое святое небесное, иже аз свою святыню от храмов своих святых и от своих чудотворных образов, и от чудотворцев, и от мучеников, и от угодников моих, волных страстотерпец, всю есми свою святыню к себе на небо взял...» (31, с. 82). С тех пор русский царь стал, как было сказано при ВасилииШ: «в царех новый Константин... и добры изыскатель честного креста Христова... имел... духовное попечение о святой божий церкви» (30, т. 2, с. 157). С тех пор, как, по широко распространенному на Руси взгляду, Москва стала «третьим Римом» (Филофей) (23, с. 383), с этих пор московский Успенский собор стал престолом «.. .вселенскиа апостольскиа церкве, иже вместо римской и констянтинополской... иже едина во всей вселенной паче солнца светится...» (23, с. 383). Вместе с тем на Москву, на Русь оказалась, по представлениям людей XVI века, возложенной задача приобщить к правой вере, к правильному мировоззрению, сказали бы мы, народы, которые входят в состав русского государства, например после покорения Казанского и Астраханского ханства, или население территорий, лежавших к западу от Руси, во время Ливонской войны занятых войсками Грозного. В XVI веке всемирно-историческое значение православия понималось как сохранение и осуществление в жизни правильной веры, мировоззрения, в противовес к их искажению в Западной Европе. Поэтому Курбский написал сочинение: «Ответ восточных или Щит церкви правоверной» (19, с. 433-434).
Покровский собор является архитектурным произведением, занимавшим в XVI столетии в культуре Восточной Европы такое же место, какое в культуре Западной Европы занимал собор Петра в Риме. Покровский собор был главным зданием русской православной церкви воинствующей XVI века, как московский кремлевский Успенский собор был главным зданием старой русской православной церкви XV века до большого периода борьбы с ересями, до установления новых взаимоотношений церкви и государства, до возмужания нового русского национального и многонационального централизованного государства, до осознания русскими людьми XVI века грандиозной всемирно-исторической роли Руси. Все эти новые моменты колоссальной важности для русской истории и для жизни русского народа нашли себе яркое отражение в архитектуре Покровского собора.
Покровский собор задуман и осуществлен в качестве преемника Успенского собора и через него константинопольской Софии. Центральный собор - памятник русской земли - сохранил также и по заложенной в нем идее преемственность от Софии в Константинополе. Как и Успенский собор, Покровский собор посвящен Богоматери, но не ее успению, т.е., согласно легенде, взятию ее на небо, а, наоборот, Покрову, т.е. покровительству людям, обращению ее на землю. Соединение идеи Богоматери и Троицы ясно показывает, что это аспект Богородицы-матери, Богородицы - орудия возникновения божественной плоти. Момент востелесия, с которым связана идея Троицы, находился в центре внимания при возникновении идейной концепции Покровского собора. Это востелесие понималось в XVI веке как премудрость божества, перехитрившего дьявола. Поэтому Покровский собор - это храм премудрости, храм божества в действии, а действие божества направлено на создание космоса, природы и человека и на устроение мира. При этом средством в руках божества для устроения жизни человека и мира являются царь, церковь и мирские власти.
Покровский собор является центральным храмом русской всемирной православной церкви воинствующей XVI века.