В жизни Русского Севера Великому Устюгу, насыщенная событиями история которого насчитывает более восьми столетий, суждено было сыграть определяющую роль.
Издревле Север представлял собой край бесконечных, непроходимых лесов, где продвигаться можно было только водными путями, а все развитие этого района было обусловлено наличием такого природного рубежа, как водораздел, поделивший реки Северного и Балтийско-Каспийского бассейнов. Мощным полукольцом этот водораздел протянулся от Карелии и истоков Онеги к верховьям Юга, Вычегды и Печоры до Уральского хребта и тем самым отрезал северо-восточную часть Европы от ее центральных и западных областей, поэтому из бассейна Волги в бассейн Северной Двины суда могли попадать, только преодолевая водораздел «волоком». Отсюда обширные и богатые земли, расположенные за этим природным рубежом, издревле стали называться «Заволочьем», а населявшие их местные угро-финские племена — «чудью заволочьской».
Дремучие леса Заволочья изобиловали пушным зверем, а реки — рыбой. Поэтому к освоению Северного края с его богатыми пушными, рыбными и соляными промыслами издавна стремились его предприимчивые соседи. Так, уже в XI в. на Двинскую землю началось упорное наступление новгородцев, и к началу XII в., несмотря на сопротивление местного населения, почти весь Северный край превратился в обширную новгородскую колонию.
Однако уже в первой половине XII в., с возвышением Владимиро-Суздальского княжества, началась также и «низовская» колонизация этого края, идущая с «Низу», из Волго-Окского бассейна. Южная часть Заволочья превратилась в арену напряженной борьбы между могущественными соседями. В результате этой борьбы новгородцы захватили верхнее и среднее течение Сухоны, где они основали Вологду и Тотьму, тогда как все нижнее течение реки оказалось в руках выходцев из Владимиро-Суздальской земли, которые для закрепления своих позиций на стыке крупнейших рек этого края — Сухоны, Юга и Северной Двины, близ древнего города Гледена основали новый город Устюг1.
Свое название город получил от размещения близ устья реки Юга, а в некоторых летописных источниках сохранилась наиболее древняя его редакция: «Устьюг»2. Позднее это характерное положение города у слияния двух больших рек было принято в основу композиции его герба, на котором дано символическое изображение «Водолея», сливающего воду из двух кувшинов в одно место.
В 1286 г. остатки Ростовских земель были вновь поделены между двумя ростовскими князьями, тогда Ростов и Устюг оказались под властью князя Константина Борисовича3. В 1212 г. летописец, рассказывая об основании Михайло-Архангельского монастыря, характеризует Устюг как типичный для своего времени город-крепость с «осторожною осыпью», а в 1220 г. он описывает первый успешный военный поход устюжан, которые были вовлечены в борьбу «низовских» князей за господство на важнейших водных путях — Волге и Каме4.
Таким образом, все первые летописные упоминания об Устюге свидетельствуют о том, что уже в начале XIII в. он был значительным городом, который упоминался наряду с такими крупными центрами, как Ростов, Ярославль, Углич, Молога и Белозерск. Поэтому наиболее вероятным временем его основания следует считать середину XII в., когда сопровождающийся многочисленными войнами процесс дробления Руси вызвал естественное стремление к укреплению границ отдельных земель. В этом и заключалась одна из основных причин оживленной градостроительной деятельности русских и, в частности, владимиро-суздальских князей, за сравнительно короткий срок основавших Углич, Ярославль, Кострому, Переславль-Залесский, Юрьев-Польской, Дмитров, Москву и др. К числу этих новых городов следует отнести и Устюг, который, по-видимому, был ровесником Москвы и, подобно Москве, в этот ранний период своего развития представлял собой укрепленное окраинное поселение Владимиро-Суздальской земли. Вся история Устюга оказалась тесно связанной с Ростовом — этим крупнейшим политическим и культурным центром северо-западной Руси.
Во время татаро-монгольского нашествия дремучие леса и топкие болота водораздела стали для Северного края надежной защитой от конницы Золотой Орды. Вот почему в этот труднейший период древнерусской истории Устюг оказался в числе немногих городов, которые избежали разорения. Однако, когда завоеватели по всем русским городам поставили своих управителей для сбора дани-ясака, в Устюг, по сообщению летописца, также был назначен татарский баскак по имени Багуй (Буга). Но власть его здесь продержалась недолго, и уже в 1262 г., в связи с прокатившейся по северным городам волной народных восстаний против татарских сборщиков дани, устюжане учинили расправу над «бесерменами», а испуганный Багуй поспешно крестился и лишь таким образом спас свою жизнь5. Этот рассказ устюжского летописца интересен также и тем, что содержит упоминание об устюжском вече. Следовательно, в середине XIII в. Устюг, подобно таким крупным вечевым центрам, как Новгород и Вологда, в известной степени обладал самоуправлением и был своего рода «вольным» городом.
Особое внимание новгородцев всегда привлекал Устюг, так как здесь владения ростовских князей подобно острому клину врезались в подвластные Новгороду земли и отделяли верхнее течение Сухоны, с Вологдой и Тотьмой, от новгородских колоний на Северной Двине. А Устюг, расположенный на стыке трех рек, стал как бы ключом к основным водным путям Северного края. Этим и объясняется упорное стремление новгородцев овладеть городом и тем самым получить в свое распоряжение весь Сухоно-Двинский путь. Однако Устюг в это время представлял собой такой сильный укрепленный центр, который не только не желал подчиняться «Господину Великому Новгороду», но и не боялся враждовать с ним и, пользуясь своим выгодным положением, чинил серьезные препятствия торговым сношениям новгородцев с народами Двинской земли и Поморья.
После разорения Золотой Ордой юго-восточной части Волго-Окского «ополья» главным центром возрождения всей страны становится молодое и сильное Московское княжество, в основу политики которого была положена идея объединения всех русских земель. В результате этой политики уже при Иване Калите Москве были подчинены основные Владимиро-Суздальские земли, включая и Ростовское княжество вместе с Устюгом. Таким образом, судьбы Москвы и Устюга — этих двух городов-братьев, зародившихся примерно в одно время в лоне Владимиро-Суздальского княжества, с середины XIV в. были объединены тесными политическими, экономическими и культурными отношениями.
После знаменитой Куликовской битвы значение общерусского центра окончательно укрепилось за Москвой, которая неизменно проводила политику объединения русских земель, преодолевая упорное сопротивление отдельных областей и особенно Новгорода. В это время Устюг выступает на стороне Москвы и, активно включившись в борьбу за создание единого Русского государства, уже в 1386 г. участвует в походе Дмитрия Донского против новгородцев.
При Василии I Дмитриевиче подвластная Москве территория увеличилась в несколько раз, что способствовало дальнейшему укреплению Московского княжества. В это время к Москве отошел такой важный политический и торговый центр Северного края, как Вологда, и в руках Москвы оказалась вся верхняя часть Сухоно-Двинского водного пути от Вологды до Устюга, что открывало дорогу в одну из самых богатых новгородских колоний — в Двинскую землю. В этих условиях борьба великих князей с новгородским сепаратизмом разгорелась с особой остротой, а Устюг превратился в основной опорный пункт для дальнейшей московской колонизации Северного края.
В своей объединительной политике Москва использовала самые разнообразные средства и, по образному выражению С. Ф. Платонова, «... добром и злом, силой и ласкою собирала Северную Русь». Важную роль в покорении севера по-прежнему играло заинтересованное в укреплении великокняжеской власти православие, которое насаждалось среди местного населения многочисленными монахами — выходцами из Ростова и Устюга, а также из Троице-Сергиевского, Кирилло-Белозерского и других монастырей. Так, уже в XIV в. с помощью церкви к Московскому княжеству были присоединены населенные коми-зырянами богатые земли бассейна Вычегды (так называемая «Малая Пермь»), где проводником христианства был выдающийся политический деятель своего времени, устюжанин Стефан Пермский6.
В XV в. устюжане были вовлечены в развязанную галицкими князьями жестокую многолетнюю войну, в результате которой город Гледен был полностью разорен вначале войсками Василия Косого (1436 г.), а затем вятчанами (1438 г.), которые «... древний град, зовомый Гледен, сожгли и опустошили, а граждане, разбежавшись по лесам и удобным местам, скрылись»7. После этого события в устюжской летописи больше не встречается упоминаний о Гледене. Так этот древнейший город северного края, существовавший рядом с Устюгом около трех столетий, навсегда сошел со страниц истории, пав жертвой кровопролитных междуусобных войн.
С особой остротой в XV в. разгорелась борьба за подвластные новгородцам богатые земли Северного края. Военные походы устюжан в новгородские владения на Северной Двине значительно подорвали экономику Новгорода и ослабили его силы. В 1471 г., одновременно с решающей победой москвичей на реке Шелони, устюжская рать под предводительством Образцова нанесла сокрушительный удар новгородцам в их двинских колониях. Это двойное поражение решило судьбу Новгорода, который в 1478 г. утратил свою независимость и официально признал себя «отчиною» великого московского князя.
Победа над Новгородом ускорила процесс покорения всего европейского Севера, и в этой борьбе ведущая роль также принадлежала устюжанам, активно выступавшим против югры, пермяков, марийцев, казанских татар, «кондийских немцев» (шведов) и других иноязычных народов. В итоге успешных военных походов устюжской рати в последней четверти XV в. были присоединены Карельская, Двинская, Пермская, Вятская и Югорская земли и, таким образом, весь Северный край оказался в руках Москвы.
В результате активной объединительной политики к середине XVI в. в основном был завершен процесс формирования централизованного Русского государства, границы которого значительно расширились, и оно превратилось в государство многонациональное. Эта славная эпоха открыла качественно новый этап в истории Устюга, который, оказавшись в глубине территории вновь созданного государства, вдали от его границ, утрачивает функции города-воина и постепенно превращается в крупный центр промышленности, ремесла и торговли, представляя собой яркий пример коренного изменения роли русских городов, включенных в состав централизованного государства.
Иван IV Грозный, продолжая непримиримую борьбу против реакционных устремлений феодальной знати, предпринял ряд реформ, в результате которых изменилась социальная база государственной власти, опирающейся теперь не на родовитых князей и бояр, а на служилых дворян и торгово-ремесленный люд городского посада. Это способствовало бурному развитию торгово-промышленных городов и, в частности, Устюга, который был включен в число так называемых опричных городов и официально начал именоваться «Великим».
В это время в результате покорения Казанского и Астраханского ханств весь древний Волжский путь оказался в руках Русского государства, что привело к интенсивному развитию торговли со странами Средней Азии и Закавказья. Однако Черное и Азовское моря продолжали оставаться под властью турок, а берега Балтики — под властью шведов. Таким образом, страна была лишена выхода к европейским морям, что служило серьезным препятствием на пути ее дальнейшего развития. В этих условиях решающее экономическое и политическое значение имело открытие Северного морского пути (1653 г.), который позволял установить прочные торговые и дипломатические связи России со странами Западной Европы. Путь этот прошел вокруг Скандинавского полуострова в Белое море, а оттуда — по Северной Двине и Сухоне, через Устюг до Вологды, где товары перегружались с судов на подводы и зимним санным путем отвозились в Москву. Таким образом, древняя водная артерия Северного края — Сухоно-Двинская магистраль с середины XVI в. превратилась в основную дорогу из Западной Европы в Россию, что способствовало бурному росту таких городов Русского Севера, как Вологда, Устюг, Холмогоры, Архангельск и др.
Интенсивное развитие внешней торговли способствовало оживлению внутренних рынков и привело к повышению спроса на пушнину, издревле служившую основным предметом русского экспорта. Однако хищническое истребление ценного пушного зверя в Северной и Центральной Руси привело к резкому снижению добычи «мягкого золота», что ускорило наступление предприимчивых русских промышленников на богатые земли Сибири.
Установление постоянных транзитных путей между странами Запада и Востока способствовало расширению внешнеторговых связей России, что привело к быстрому росту портовых городов — Астрахани на Волжском и Архангельска на Сухоно-Двинском водном пути, причем значение основного порта России постепенно приобретает Архангельск, через который в XVII в. проходило около 75% всего внешнеторгового оборота. Это стимулировало блестящий расцвет расположенных на Сухоно-Двинской магистрали торгово-промышленных городов, среди которых одно из первых мест занимает Великий Устюг, оказавшийся в чрезвычайно выгодных условиях. Так, в начале XVII в., благодаря героическим выступлениям устюжской рати против польских интервентов, Устюг избежал разорения и раньше других городов русского Севера сумел восстановить свою экономику. И если в XVI в. по размаху торговых операций он значительно отставал от Вологды, то уже в первой четверти XVII в. разоренная поляками Вологда уступила место Устюгу, дававшему государевой казне значительно больше доходов. Кроме того, экономическому и культурному расцвету Устюга способствовало выгодное его положение в центре обширного Северного края, на пересечении основных внешних и внутренних торговых путей Русского государства. С главной дорогой западноевропейских купцов — Сухоно-Двинской магистралью — здесь пересеклись сибирские торговые пути, из которых древний Печорский путь стал основным путем в северо-западную Сибирь, благодаря чему в Устюг поступало громадное количество ценной сибирской пушнины и он превратился в главный пушной рынок страны. Помимо пушнины большим спросом на внешнем рынке пользовалась продукция русского земледелия и животноводства, рыбных, соляных и звероловных промыслов, а также замечательных русских ремесел, достигших в это время своего блестящего расцвета. В обмен на эти товары иностранцы везли в Россию через Архангельский порт сукна, шелковые ткани, цветные металлы, драгоценности, предметы роскоши, стеклянные изделия, бумагу и т. п.8 И весь этот поток грузов шел через Великий Устюг. Широкий размах торговли и особенно знаменитые пушные ярмарки привлекали сюда множество иноземных купцов, благодаря чему в Великом Устюге, так же как и в других крупных торговых центрах России, образовалась так называемая немецкая слобода, расположившаяся под горой близ Иоанно-Предтеченского монастыря на берегу ручья, который отсюда и получил свое название Немчинов ручей.
Оживление внешней торговли способствовало дальнейшему развитию внутренних рынков России, что ускорило процесс их концентрации и создало условия, необходимые для образования всероссийского рынка. В это время устюжский рынок приобретает важное значение и во внутреннем товарообороте страны. Так, по таможенным записям второй четверти XVII в. Великий Устюг находился в устойчивых торговых отношениях с двумя русскими ярмарками, 15 уездами, 65 городами европейской части России, а также с обширными территориями восточного Поморья и Сибири. Но особенно тесные связи он поддерживал с Москвой, Вологдой, Холмогорами, Архангельском, а также с крупнейшими центрами верхнего Поволжья — Ярославлем и Костромой.
Существенными особенностями отличалось также и сельское хозяйство этого края. В силу специфики своего исторического развития города русского Севера, подобно вновь основанным сибирским центрам, не знали власти потомственного именитого боярства, обосновавшегося в центральных областях страны. Помещики также отказывались владеть землями в этих отдаленных районах. Вот почему в то время, когда повсюду в России было окончательно оформлено крепостное право, ни Север, ни Сибирь не знали гнета крепостничества. Основу сельского хозяйства здесь составляло свободное от частновладельческой зависимости «черносошное» крестьянство, которое жило на государственной («черной») земле и платило подати. Право владеть крестьянами здесь имели только монастыри, а все остальное сельское население обладало сравнительной по тем временам свободой. Поэтому жители Устюжского уезда — самого населенного во всем Северном крае, в свободное от полевых работ время имели возможность заниматься различными промыслами, продукцию которых они поставляли на рынок Великого Устюга и тем самым способствовали еще более интенсивному развитию товарного производства.
Бурное развитие промышленности и торговли сопровождалось процессом классового расслоения посадского населения, поскольку образование всероссийского рынка привело к дальнейшему обогащению торгово-промышленной знати и к еще большему закабалению и разорению городской и сельской бедноты. Все это вызвало обострение классовой борьбы, и, вслед за Москвой, волна стихийных народных восстаний прокатилась по многим городам Русского государства, захватив также и Великий Устюг (1632 и 1648 гг.).
В этот период большой остроты достигла идейная борьба между старым и новым укладами жизни. Всевозрастающее недовольство народных масс и раскол внутри церковной организации отражали идейное брожение в широких демократических слоях русского общества и расшатывали основы официальной и реакционной церковной идеологии.
В конце столетия массовый характер приобретает такая пассивная форма протеста трудящихся масс против угнетателей, как уход в Сибирь. Этот стихийный поток переселенцев потянулся в Сибирь вслед за отрядами «служилых людей», которые для закрепления завоеваний XVI в. ставили здесь новые города и остроги и приводили местное население «под государеву руку». Кроме того, царское правительство, заинтересованное в скорейшем освоении богатых сибирских земель, занималось организованным переселением русских в Сибирь, предоставляя им определенные льготы. Основную массу этих переселенцев составляли жители городов Северного края, и в том числе Великого Устюга9. Так формировалось русское население Сибири, существенную часть которого составили устюжане.
Присоединение богатых земель Восточной Сибири сопровождалось расширением также и западных границ, что привело к территориальному росту Русского государства, превратившегося в крупнейшее государство мира. Одновременно укрепилось внешнее и внутреннее положение страны, а интенсивное развитие торгово-промышленного капитала способствовало постепенному становлению нового капиталистического способа производства. Таким образом, XVII в. стал заключительным этапом древнерусской истории, всем ходом развития которой были созданы предпосылки для коренных преобразований последующего столетия.
Эпоха Петра I открыла качественно новый период в истории всей страны, которая, благодаря петровским реформам, превратилась в обширную многонациональную Российскую империю и заняла ведущее место среди великих мировых держав. Однако для Северного края эта бурная эпоха стала началом упадка, обусловленного открытием нового пути в Западную Европу через Балтийское море. Путь этот был значительно короче и удобнее Северного морского пути, и поэтому древняя Сухоно-Двинская магистраль утратила свое былое значение, а Архангельск уже не мог соперничать с вновь основанным Петербургом, который с 1708 г. становится главным внешним портом России. Так города Северного края остались в стороне от новых торговых путей Российской империи, что подорвало основы их экономического развития.
Однако судьба Великого Устюга отличалась от судеб других городов Северного края. Причиной этому послужили длительные и удобные связи Устюга с богатыми землями Сибири, сыгравшей решающую роль в развитии экономики города, которая, несмотря на утрату прежнего значения Сухоно-Двинской магистрали, продолжала интенсивно развиваться за счет обширного сибирского торга. Все внимание предприимчивые устюжане обратили теперь на восток и, продолжая дело своих знатных земляков — землепроходцев XVII в., отважно отправились на исследование новых, еще неизведанных областей этого богатого края.
В 1745 г. устюжский мастер-серебряник Михаил Неводчиков исследовал Алеутские острова; в 1748 г. устюжанин Афанасий Бахов совместно с якутским купцом Новиковым во время плавания в северовосточных водах Тихого океана впервые увидел неизведанные ранее северные берега Америки и фактически открыл этот новый континент с севера; в 1764 г. устюжский купец Василий Шилов составил карту Алеутских островов и принял активное участие в их освоении, за что получил от Екатерины II медаль «За усердие о взыскании за Камчаткою новых островов».
В результате этих исследований в 1798 г. была организована Российско-Американская торговая компания, директором которой стал устюжский купец Михаил Булдаков. Эта компания пользовалась всеми промыслами, расположенными по северным берегам Америки, на Алеутских, Курильских и на других островах, «по Северо-Восточному океану лежащих», которые были превращены в обширные русские колонии, где устюжане добывали огромное количество ценной пушнины. Кроме того, после заключения русско-китайского договора (1727 г.) они организуют свое торговое общество в пограничном городе Кяхте, превратившемся в основной центр русской торговли с Китаем. Так установились еще более тесные связи Великого Устюга с Дальним Востоком и Сибирью, благодаря чему в это время даже сложилась поговорка о том, что «в Сибири ни одно дело без устюжан не обойдется». Одновременно в Великом Устюге продолжали интенсивно развиваться промышленность, разнообразные ремесла и художественные промыслы, благодаря чему он и в XVIII в. сохранил значение крупного торгово-промышленного центра и избежал упадка, постигшего другие города Северного края.
Во время правления Екатерины II Россия в результате русско-турецких войн получила выход к южным морям, что способствовало дальнейшему расцвету экономики страны. Однако для Великого Устюга это послужило началом упадка, так как сибирские товары с Камы теперь стали следовать прямо по Волге, откуда открылись удобные пути на юг. Еще большее значение эта магистраль приобрела после завершения строительства Волго-Балтийской искусственной водной системы (1810 г.), которая соединила волжский бассейн с реками, впадающими в Балтийское море. Таким образом, Волга превратилась в основной водный путь, связавший внутренние районы страны, включая Урал и Сибирь, с южными и западными портами России, и весь транзитный товарооборот, следовавший некогда через Великий Устюг, теперь пошел по Волге. В 1869 г. в связи с открытием движения по Суэцкому каналу утратила свое значение и Кяхта, служившая ранее основным центром русско-китайской торговли, что привело к полному разорению расположенного там устюжского торгового общества. Но окончательный удар экономике города был нанесен во второй половине XIX в., когда развернувшееся по всей стране интенсивное строительство железных дорог обошло Великий Устюг стороной и он остался вдалеке от новой транспортной сети России. Таковы были исторические причины заката былой славы Великого Устюга, который в XIX в. полностью утрачивает свое прежнее значение.
Древнейшие памятники устюжского искусства не сохранились до нашего времени, поэтому судить о художественном развитии города на раннем этапе очень трудно. Однако очевидно, что уже в XII—XIII вв., благодаря тесным связям с Ростовом, в Устюг проникают лучшие традиции владимиро-суздальского искусства, которое в то время переживало период блестящего расцвета и представляло собой ведущую линию в развитии всей древнерусской художественной культуры. Одновременно в устюжском искусстве складываются те характерные местные черты, которые были обусловлены спецификой его исторического развития. Удаленность Устюга от центра и от великокняжеской власти способствовала относительной его самостоятельности, благодаря чему народное, демократическое начало здесь играло решающую роль в формировании художественной культуры, а фольклор стал основой развития всех видов искусства этого края. Кроме того, значительно слабее было на севере и влияние христианской церкви, поэтому здесь дольше, чем в других районах страны, держались древние языческие верования, определившие общий характер излюбленных народом образов. Этой связью с народным творчеством и с многовековыми местными художественными традициями была обусловлена самобытность и оригинальность произведений устюжских мастеров, которые всегда творчески перерабатывали любые влияния извне. Блестящее художественное наследие Владимиро-Суздальской Руси здесь сочеталось с местными народными традициями, и тем самым уже на раннем этапе были заложены основы формирования самостоятельной устюжской художественной школы.Один из наиболее прогрессивных периодов в развитии всей древнерусской истории — период образования централизованного государства — сопровождался блестящим расцветом культуры и искусства, а также широким размахом строительства. В это время значение главного художественного центра страны окончательно приобретает Москва, искусство которой, как могучее эхо, нашло отклик в искусстве отдельных областей. Большую роль сыграло оно и в формировании устюжской художественной школы, где эта преемственность была обусловлена не только политической обстановкой того времени, но и всем предыдущим ходом развития устюжского искусства, ведущего свое начало от одного общего с искусством столицы корня — от культурного наследия Владимиро-Суздальской Руси. Одновременно устюжские мастера продолжали следовать установившимся местным художественным традициям, создавая на этой основе оригинальные и самобытные произведения. Таковы были те главные источники, которые сыграли решающую роль в дальнейшем развитии устюжской архитектуры и градостроительства, изобразительного искусства и художественных промыслов.
Особенно ярко самобытные черты народного творчества сказались в совершенных формах северных деревянных построек, а сам Устюг, вплоть до середины XVII в. не знавший другого строительного материала, кроме дерева, представлял собой один из крупнейших центров деревянного зодчества, основанного здесь на многовековых художественных традициях. В настоящее время древние деревянные сооружения Великого Устюга полностью утрачены. Однако до нас дошли их описания и изображения, которые свидетельствуют о широком размахе устюжского деревянного строительства и заставляют поражаться красоте общегородского ансамбля, неповторимо своеобразного в его бесконечных вариациях темы величественного шатрового храма с многочисленными колокольнями, живописными монастырями и жилыми домами, заключенными в суровую раму крепостных сооружений.
Самые ранние из сохранившихся до наших дней памятников устюжской архитектуры относятся к середине XVII в. и связаны с освоением нового строительного материала — кирпича, который постепенно сменяет дерево вначале в церковных, а позднее и в жилых постройках, в результате чего вторая половина XVII в. становится для Великого Устюга периодом расцвета его каменного культового зодчества. В это время искусство Великого Устюга продолжало развиваться как одна из ветвей общерусского искусства со всеми свойственными ему чертами, одновременно отличаясь существенными местными особенностями.
Общий подъем экономики Устюга, превратившегося в XVII в. в один из крупнейших торгово-промышленных центров страны, способствовал блестящему расцвету всех отраслей его хозяйственной и культурной деятельности. Кроме того, уже в начале столетия Устюг, не испытавший разорения интервентами, оказался в выгодном положении. И в то время, когда многие города Русского государства вынуждены были заниматься восстановительными работами, в Устюге не прекращалось интенсивное поступательное развитие всех видов искусства. Чрезвычайно важную роль сыграло также и то, что в Устюге не было именитой феодальной знати — бояр и дворян, которые, финансируя строительство, стремились перещеголять друг друга в пышности и «изукрашенности» сооружений, в результате чего в архитектуре «царственной Москвы» появляются те сложные, вычурные и перегруженные деталями постройки, которые отображали эстетические вкусы отживающего свой век реакционного класса феодалов. И, наконец, Устюг не знал крепостного права, угнетавшего и иссушавшего творческие силы народа, и здесь, в силу специфики хозяйственного развития, широкие народные массы — начиная от посадского люда и кончая черносошным крестьянством — занимались разнообразными промыслами и тем самым принимали активное участие в художественной жизни города. Благодаря этому народное, демократическое начало и на этом этапе продолжало играть определяющую роль в развитии местной художественной школы, а животворящее влияние народного творчества способствовало расцвету устюжского искусства и явилось главной причиной его своеобразия.
Не следует забывать, однако, что все идеологические движения в условиях средневековья облекались в религиозную форму, а церковное зодчество вплоть до конца XVII в. продолжало играть преобладающую роль в устюжском монументальном каменном строительстве. Богатые монастыри и духовенство выкачивали из хозяйства города все соки на строительство многочисленных культовых сооружений. При этом церковь оказывала сильное влияние на разитие всех видов искусства того времени. Она духовно угнетала народ, навязывала народу реакционную идеологию господствующего класса и эксплуатировала искусство в своих интересах. В этом причины противоречивости идейноэстетического содержания устюжских культовых сооружений, где прогрессивные народные начала скрещиваются с мистическими чертами, а глубоко народная строгость общей композиции зданий и сооружений контрастирует с чрезмерной изощренностью отдельных элементов убранства храмов, особенно в резьбе иконостасов и в рисунках богатых ювелирных изделий.
Таким образом в архитектуре этого периода отчетливо сказались противоречия между гением мастеров, вышедших из народа, и ограниченными творческими возможностями, которыми они располагали, выполняя социальные заказы духовенства и будучи стеснены узкими рамками церковного зодчества.
Вместе с тем основным источником вдохновения для устюжских зодчих всегда служила неиссякаемая сокровищница народного творчества. Развивая основной тип кубического пятиглавого храма, ставшего после реформы Никона каноническим, устюжские мастера сумели придать всем этим по существу типовым сооружениям неповторимое разнообразие и те особые, местные черты, которые формировались здесь в течение предыдущих столетий на основе органической преемственности, характерной для развития всего древнерусского искусства. Эти особенности выразились в сравнительной простоте, монументальности и конструктивной логичности, унаследованных устюжской каменной архитектурой от предшествовавшего ей деревянного зодчества и выгодно отличающих местные памятники от многих чрезмерно усложненных столичных сооружений этого периода. Тесная связь с народным творчеством придала постройкам Великого Устюга особенно жизнерадостный «мирской» характер, и в то же время именно эта связь чаще всего уберегала устюжскую архитектуру от характерной для XVII в. перегруженности деталями, которая была чужда искусству простого народа, всегда, во всех своих «узорочьях» тонко сохранявшего чувство меры.
В это время широкое развитие получило в Великом Устюге декоративное и прикладное искусство, наиболее тесно связанное с народным творчеством и в бесконечном многообразии своих форм отображающее вкусы, мечты и чаяния простого народа.
И, наконец, устюжские зодчие XVII в. проявили себя выдающимися мастерами в наиболее сложной области архитектурного творчества — в градостроительстве. Продолжая следовать лучшим традициям своих замечательных предшественников, они закрепили древнюю топографию Устюга новыми живописными и нарядными постройками и тем самым внесли неоценимый вклад в развитие ансамбля этого красивейшего из городов Русского Севера. Так XVII век стал для Великого Устюга поистине «золотым веком» в развитии его художественной культуры.
Развитие русской культуры XVII в. подготовило условия для знаменитых петровских преобразований, положивших начало новой русской национальной культуре, которая в результате общего процесса «обмирщения» постепенно освобождается от идейных оков церковного мировоззрения и переходит на путь светский. Эти новые принципы нашли свое отображение в различных отраслях устюжского искусства первой половины XVIII в. Но особенно ярко сказались они в архитектуре, где на смену каноническому пятиглавому храму приходит компактная и динамичная композиция высотного ярусного сооружения, близкого к памятникам так называемого московского барокко и вместе с тем основанного на преемственном развитии многовековых традиций северного деревянного зодчества. Возводятся эти храмы «иждивением» местного купечества, богатство которого продолжает расти за счет сибирского торга, поэтому размах строительства Великого Устюга в первой половине XVIII в. не уступает предыдущему столетию, а значительное число дошедших до наших дней памятников устюжского церковного зодчества относится именно к этому периоду.
В середине XVIII в. в убранстве построек Великого Устюга прослеживается влияние декоративных форм московского барокко, которые к концу столетия в связи с дальнейшим развитием реалистических тенденций сменились строгими и сдержанными приемами классицизма. Эти черты в архитектуре жилых домов проявились значительно ярче, чем в культовом зодчестве, которое в это время постепенно идет на убыль в связи с общей тенденцией преобладания гражданского строительства над церковным. И если во второй половине XVII и в первой половине XVIII в. архитектуру города определяли главным образом культовые сооружения, то уже с середины XVIII в. в устюжском строительстве возрастает удельный вес жилых и общественных зданий, отражая тем самым общерусский процесс упрочения светской культуры. В это время так же, как в предыдущие периоды, столичные влияния скрестились с местными традициями, что придало устюжским памятникам неповторимый характер.
Дальнейшее развитие получили в XVIII в. разнообразные виды устюжского декоративного и прикладного искусства, из которых особого расцвета достигли ювелирное дело, изготовление архитектурной облицовочной керамики, а также искусство резьбы иконостасов, пышное богатство которых завершило многовековой местный опыт художественной обработки дерева.
XVIII в. стал также периодом больших достижений в области русского градостроительства, основой которого в это время становится так называемая регулярная планировка, получившая широкое развитие во второй половине столетия, когда по указу Екатерины II «О сделании всем городам, их строению и улицам специальных планов по каждой губернии особо» сотни русских городов получили новые планы. К числу этих городов относится и Великий Устюг, история перепланировки которого представляла сложный и длительный процесс, завершившийся в 1804 г. созданием нового плана, который подобно планам многих русских городов был положен в основу всей дальнейшей застройки и определил общую структуру города нашего времени.
Примечания
1. Батаков Н., Мансветова Е., Шнроков В. Великий Устюг. Вологда, 1960, с. 5-7.
2. Такая редакция названия города встречается в кн.: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л., 1950.
3. Ардашев. Летопись семисотлетнего существования города Великого Устюга.Вологодские епархиальные ведомости, 1857, N2 34; Устюжский летописный свод (Архангелогородский летописец). М.- Л., 1950, с. 49.
4. Титов А. А. Летопись Великоустюжская. М., 1889, с. 8-9; ПСРЛ, т. УН, 1856, с. 126.
5. Устюжский летописный свод, с. 47—48.
6. Бывший священник устюжского Успенского собора Стефан Пермский был направлен в район Вычегды ростовской епископией. Здесь он изучил язык коми, перевел на этот язык богословские книги, читал местному населению проповеди на его родном языке, открыл первые в этом крае школы, составил азбуку и заложил основы местной письменности.
7. Титов А. А. Летопись Великоустюжская, с. 28.
8. Приезжавшие в Россию иностранцы оставили многочисленные описания русских земель и торговых городов и, в частности Великого Устюга. Среди этих описаний особенно интересны сочинения Мейерберга, посетившего Россию в 1661 г. (см. Путешествие в Московию барона Августина Мейерберга. М., 1874, с. 133—134).
9. Вот что рассказывает об этом грамота царя Алексея Михайловича верхотурскому воеводе М. Ф. Плещееву, от 21 сентября 1630 г.: «...велено на Вологоде, на Тотьме, на Устюге Великом, у Соли Вычегодской прибрати из вольных гулящих людей в Сибирь, в Тобольск, 500 человек казаков, да в тех же городах в Сибирь же, в Енисейский острог, велено прибрать служилым людем и пашенным крестьянам на женитьбу 150 человек жонок и девок». Всем этим переселенцам по царскому приказу было выдано жалованье и «подорожные», а отправляли их на государевых подводах из города в город, «...не задержав ни часу» (ААН, ф. 21, оп. 4, № 2, л. 154—154 об., № 137).