По представлениям Филофея, сооружение Вавилонской башни - это строительство «без ума» (23, с. 227), бессмысленное и обреченное на гибель. В основе этого суждения лежит взгляд на архитектуру как на деятельность, глубоко осмысленную, связанную с общими путями космического промысла, включенную в общий план создания и управления миром. Постройка Вавилонской башни рассматривалась как греховная попытка оградить себя от повторения всемирного потопа, как недопустимое противление людей космическому промышлению о них.

Ощущение единства мира, возможности гармонического содружества людей, существования общего закона, управляющего миром, целостного плана, по которому мир был создан и согласно с которым бог управляет миром, было глубоко присуще русскому человеку XVI века и составляет одну из самых характерных черт его мировоззрения. В этом проявились коллективное начало, эпический строй, присущие русскому взгляду на мир. Отмеченная черта глубоко связана с народным характером русской культуры XVI века с тем живым чувством «мира», которое жило в коллективной организации русского общества XVI века, начиная от деревенского часовенного прихода и вплоть до Московского государства, как целостного организма. Индивидуальные устремления, присущее каждому человеку «особное», должны были быть подчинены целому народному коллективу, жизнь которого основана на базе космического закона. В условиях господства религиозных форм мышления этот закон мыслился как божественный промысел о мире и людях. Этот промысел и является «божественной премудростью» - «софией».


По представлениям русского человека XVI века, его собственная судьба и судьба всего людского коллектива лежит тем не менее в руках человека, как индивидуального человека, так и всего коллектива русского общества. Человек и человеческое общество могут действовать согласно с господствующим в мире планом жизни космоса, природы и человека, или они могут действовать вразрез с этим планом. В последнем случае человек и человеческий коллектив поступают «в суете ума своего», т.е. «без ума». Все их предприятия, возникшие из такого индивидуалистического произвола, неминуемо обречены на гибель. Все же выбор того или другого пути является свободным актом человеческой воли - ответственнейшим ее актом.

Архитектура занимала виднейшее место в творческом строительстве жизни русским народом. Это в особенности относится к XVI веку. Объясняется это тем, что архитектура является наиболее коллективным из всех искусств: в ней преобладают объективное начало и эпический строй.

В рассказе о Вавилонской башне отчетливо выступает то огромное значение, которое русский человек XVI века придавал архитектуре. Постройка такого монументального сооружения, как Вавилонская башня, - дело всенародное, от которого могло зависеть само дальнейшее существование не только возводившего его народа, но и всего человечества (!). Вместе с тем это дело было задумано «в суете ума», т.е. вразрез с планом строительства мира. Отсюда вытекает вывод, что великие всенародные стройки должны возводиться «с умом», т.е. должны быть внутренне, по замыслу и по идее, а также, конечно, и внешне - по форме связаны с управляющим миром и людьми космическим планом.


Эти основоположные идеи были в первую очередь приложены к центральной, наиболее выдающейся и значительной постройке XVI века - к Покровскому собору.

Переходя к идейному содержанию архитектуры Покровского собора, необходимо иметь в виду глубокое отличие всего древнерусского миросозерцания от современного, заключавшееся в том, что для древнерусского человека реальностью был не только действительный здешний мир, но также и мир потусторонний - фантастический, мир бесплотный и духовный. По представлениям русского человека XVI века, в действительном мире отражается мир потусторонний. Наши предки создавали фантастический мир потустороннего по образцу феодального мира, в котором они сами жили. Они обращали действительное взаимоотношение между телесным миром и созданным их воображением потусторонним миром, вследствие чего физический мир получал налет призрачности и интерпретировался как преддверие и подготовка к «незыблемому» и «вечному» потустороннему миру.

Эта особенность мировоззрения русского человека XVI века имела очень существенное влияние на всю его жизнь, не только на господствующие идеи того времени, но также и на чисто практические мероприятия, действительно осуществлявшиеся в личной и общественной жизни людей XVI века. Многие взгляды людей XVI века представляются нам непонятными. Если не постараться их понять, то и в архитектуре того времени многое останется для нас неясным.

Приведу несколько примеров образа мысли людей XVI века, диаметрально противоположного мышлению современного человека. Знаменитый Филофей, которому принадлежит формулировка идеи «Москвы - третьего Рима», радуется по поводу чумы, распространившейся в Пскове в 1521 году, и решительно восстает против применения властями разумных гигиенических мероприятий: «.. .пути (т.е. улицы - «улицы запирающих») заграждаете, домы печатлеете (т.е. запечатываете), попом претите к болящему приходити, мертвых телеса из града далече измещете. Увы такового неразумна...» (23, с. 106). Этот текст свидетельствует о распространении в XVI веке гигиенических правительственных мероприятий, что является результатом развития рациональных элементов мировоззрения. Однако для XVI века не менее характерно, что выдающийся мыслитель, которому присущи передовые взгляды и который своими идеями укреплял процесс образования русского централизованного национального государства, говорит о «неразумии» там, где проявлялся элементарный здравый смысл. Филофей считает, что в псковском моровом поветрии проявилась воля божества и даже милующая рука божия. Приведу другой аналогичный пример, который, кроме того, послужит также объяснением хода мыслей Филофея. Митрополит Филипп обратился к Ивану Грозному: «... не о тех скорблю, иже кровь свою неповинно проливают и скончеваются мученически понеже недостойна суть страдания нынешняя и хотящим благим тамо воздатися претерпевшим...» (23, с.207). Другими словами, тем, кого казнят без вины с их стороны, оказывают одолжение, так как они за свое незаслуженное здешнее мучение получат награду на том свете. Поэтому нужно следить за тем, чтобы не казнить невинных (ибо этим оказывается им благодеяние), а за тем, чтобы не казнить действительно виновного, так как нужно следить, чтобы он не получил на том свете награды. Отсюда митрополит (!) Филипп, естественно, делает вывод: пусть никто не страдает здесь заслуженно, как, например, вор или злодей. Нам необходимо вжиться в образ мысли людей XVI века, чтобы понять своеобразный ход мысли, согласно которому подчас перевертываются вверх ногами все привычные для нас представления. Для понимания архитектуры Покровского собора в приведенных рассуждениях особенно существенно отсутствие границы между миром здешним и загробным, между реальным и фантастическим, потусторонним. Так, например, Иван Грозный написал Курбскому: «... поп Сильвестр, видя своих советников в опале, ушел по своей воле, и мы его отпустили, не потому чтобы устыдились его, но потому, что не хотели судить его здесь: хочу судиться с ним в будущем веке перед агнцем божиим...» (23, с. 211-212). Ивану Грозному переход от здешней жизни к загробной рисовался почти как путешествие из Москвы в Троице-Сергиеву лавру.

Все же в XVI веке реальный мир очень заметно заявляет о своих правах. Тот же Филофей заканчивает свое послание к псковичам по случаю морового поветрия тем, что господь услышит нашу молитву и избавит нас от «и напрасныя смерти, и пагубы яко той есть живот и дыхание и мир всяческым» (23, с. 237). Жажда жизни все же берет верх над отвлеченными рассуждениями. Особенно характерна одна ошибка Филофея. Приводя на память слова апостола Петра «бога бойтесь, а царя чтите», Филофей бессознательно перепутал, у него этот текст гласит: «бога чтите, а царя боитеся» (23, с. 217). Это было написано еще при ВасилииШ. Уже тогда молодая русская централизованная власть казалась русскому иноку (!) более реальной и осязаемой, чем далекое божество.

Церковный характер, присущий мировоззрению XVI века, а также вытекающее из него искажение действительных соотношений между реальностью и образами, порожденными фантазией, это знак времени, форма мышления, унаследованная XVI веком от предыдущих эпох. В XVI веке она начала уже разрушаться. В нее облекалась самостоятельная русская мысль на раннем этапе своего развития, из нее рождалось самостоятельное русское мировоззрение.

Одной из самых характерных черт русского взгляда на мир в XVI веке является подчинение личных интересов задачам коллектива, народа в целом, стремление подчинить строительство жизни космическому плану и одновременно с этим необыкновенно высокая оценка человека.

Человек должен полагаться сам на себя. В XVI веке было сказано про иноков: «... и питатися им от своих праведных трудов и своею потною прямою силою, а не царьским жалованием и не християнскими слезами» (25, с. 167). Зиновий Отенский считает, что в человеческом теле не может быть ничего плохого, так как оно все создано богом: «Аще же рукама своима зижет бог в телеси уды вся Адаму и жене его, темже персты божия проидоша всех удов составы, и чревеса, утробы, и входы, и исходы, вся проходы и мнящаяся кому кальныя и нечистыя. Сего ради несть ничтоже нечисто, ниже кально, ни худо; божие бо есть создание» (15, с. 287-288). Слова инока-философа Зиновия звучат как прославление плоти. Высокая оценка человека выступает в XVI веке обычно в религиозной форме.

Христос, сходя на землю, избрал себе в здешнем мире только «трое»: «пречистую деву-матере себе, и церковь святую - невесту себе, и душу человечю» (23, с. 678). Кирилл Белозерский говорил: «Души бо человечьстей ни единой несть равен весь мир» (23, с. 226). Эту мысль замечательно развил Филофей. В евангелии от Матфея есть место (XVI, 26), звучащее в славянском переводе следующим образом: «кая бо польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же свою отщетит (от слова «тщета». - Н. Б.)? и что даст человек за душу свою?» Эту типичную общехристианскую мысль Филофей развил по-своему, по-русски: «А весте ли, яко за едину душу человеческую не возмет бог наш всего мира богатство» (23, с. 226). Филофей еще дальше развивает свою мысль: «Спаде аггел множество с небес, не сниде взыскате их. и спаде человек из рая. Сам истощися от божественых отеческых недр, сшед на землю» (23, с. 226). Божество не сошло с небес, когда произошло, согласно священной легенде, падение с небес множества ангелов, но божество в лице Христа сошло на землю после того, как произошло грехопадение одного только человека - Адама. Далее Филофей возносит человека на совершенно исключительную высоту. «Сам господ сниде взыскати и спасти погибшаго (человека). Обрет на рамо (плечо) всприим и к отцу принесе дар честен, и посади превыше всех начал и властей. И всякого имени именуемаго одесную престола величества и небесных» (23, с. 227). Выражая свою мысль в форме религиозных образов, Филофей отводит в мире после божества первое место человеку.

Обе важнейшие черты, характерные для мировоззрения русского человека XVI века, - преобладание коллектива над личностью и исключительно высокая оценка человека - вытекают из народных основ этого мировоззрения. Обе эти черты составляют своеобразие русского характера.

Русский человек XVI века хорошо давал себе отчет в основных особенностях своего взгляда на мир, противопоставляя себя западноевропейцам. Автор апокрифического сочинения «Беседа преподобных Сергия и Германа валаамских» (1553-1555), отметивший о себе, что он написал свою рукопись «непроста, простою своею и неученою речию» (25, с. 177), т.е. что он, простой человек из народа, дал проникновенное определение сущности русского народа, противопоставляя его Западной Европе. Это определение гласит: «.. .они (т.е. западноевропейцы. - Н.Б.) просат сесветное житие, а мы угожаем на будущее житие» (25, с. 169). Отбросив религиозную оболочку, получим следующее определение: западноевропейцы живут для настоящего, а мы, русские, - для будущего.