История Киева во второй половине XI — первой четверти XII веков

История Киева во второй половине XI — первой четверти XII вв. Время Ярославичей и Владимира Мономаха.

Блистательный период княжения Ярослава Мудрого, давший Киеву Софийский собор и Золотые ворота, «Русскую Правду» и «Слово о законе и благодати», первую библиотеку и первые школы, период единства Руси и широкого выхода ее на международную арену, когда Русь была «ведома и слышима всеми четырьми конци земли», заканчивался в середине XI в. После смерти Ярослава в 1054 г. с новой силой вспыхивают междуусобные войны. Распри начались уже при совместном правлении братьев Ярославичей. По словам автора «Слова о полку Игореве»: «Рекоста бо брат брату: «Се мое, а то мое же». И начяша князи про малое «се великое» молвити». Время крупных градостроительных мероприятий и сооружения величественных многоглавых соборов прошло. Однако Киев по-прежнему оставался столицей Руси, застраивались его части — Гора, Подол, возникает новое предместие перед западными воротами — Копырев конец. Особенно интенсивно строились монастыри, теперь уже главным образом за городом: Печерский, Дмитриевский, Выдубецкий, Кловский, Симеоновский, основателями которых в большинстве случаев были князья, иногда — враждующих династий.

Основанный на южной окраине города Владимира в начале 1060-х годов князем Изяславом Ярославичем Дмитриевский монастырь надолго оставался вотчим в роду Изяславичей; у Выдубецкого перевоза, откуда шли дороги на юг и Переяслав, князь Всеволод Ярославич строит в 1070 г. Михайловский Выдубецкий монастырь, ставший родовым династии князей Мономаховичей. На Копыревом конце в 1070-х годах Святослав Ярославич основал монастырь Симеона, служивший родовым династии черниговских князей Ольговичей. Основываются монастыри и крупными духовными феодалами, например, бывший печерский игумен Стефан строит в конце XI в. Кловский монастырь.

Сооружались монастыри и в центре города. В 1086 г. в городе Владимира Всеволод Ярославич основывает Андреевский (Янчин) монастырь, а в 1129 г. его внук Мстислав — Федоровский («Вотчь») монастырь. Такие монастыри верно служили своим ктиторам, а иногда были даже местами заточения их противников.

Интенсивное монастырское строительство в Киеве во второй половине XI в. объяснялось усилием роли церкви в жизни Киевской Руси, что явилось закономерным следствием развития феодальных отношений. Монастыри, приобретая земли и закабаляя крестьян, сами становились феодалами и играли немаловажную роль в политике и экономике страны.

Новые функции церковных сооружений во многом определили и их новые стилистические черты: усиливается влияние византийских канонов, многоглавые пятинефные храмы с обширными княжескими «полатями» на втором этаже, башнями, галереями, многоглавым завершением и центрическим характером композиции сменяются крестово-купольными, чаще всего одноглавыми трехнефными трехапсидными постройками с четко выраженной осевой композицией (подобно центральному ядру Десятинной церкви), т. е. во всем подчиняются функциональным требованиям культовых сооружений восточно-христианской церкви. Это повлекло за собой усиления влияния стилистических черт византийской архитектуры. Суровые статистические формы зданий, ограниченные от окружающего мира гладью фасадов с узкими окнами и плоскими, сильно выступающими вперед лопатками, завершались полуциркульными закомарами, над которыми возвышался мощный цилиндр барабана, увенчанный полусферическим куполом. Наибольшее распространение приобретает тип шестистолпного храма, разработанный строителями Успенского собора Печерского монастыря и ставший на многие годы образцом для строительства древнерусских церковных зданий.

Печерский монастырь был единственный в Киеве, основанный и сооруженный не князем, а монастырской общиной. Это давало ему определенную независимость от княжеской власти, а в дальнейшем позволило добиться независимости и от киевского митрополита. Монастырь быстро приобрел большую популярность, став самым крупным на Руси центром феодальной культуры. Здесь сосредоточилась публицистическая и историко-литературная деятельность (писатели и летописцы Никон, Иван, Нестор), формируется художественная школа (художники Алипий и Григорий), работают врачи (Агапит, Петр, Армянин). При монастыре создается местная архитектурно-строительная школа, оказавшая большое влияние на весь дальнейший ход развития древнерусского монументального зодчества.

Подобно тому как Софийский собор был программной постройкой предыдущего этапа, для архитектуры второй половины XI — начала XII вв. таким сооружением стал Успенский собор Печерского монастыря. Это подтверждается не только анализом архитектурных памятников этого времени, но и данными литературных источников. Так, в рассказе епископа Симона, помещенного в «Киево-Печерском Патерике», сообщается о том, что строителями собора были зодчие, приехавшие из Константинополя, которым будто бы сама Богородица дала «божественную меру» для строительства Печерского собора. В этом рассказе наряду с легендарными «чудесами», придуманными с целью прославления монастыря, есть и правдоподобные сведения. Реальной оказалась и «божественная мера» — «30 мер в длину и 20 в ширину», что точно совпадает с соотношением сторон Успенского собора и других зданий этого типа. Приглашенные из Константинополя мастера долго торговались с игуменом Никоном о стоимости работ, а после окончания строительства остались жить в монастыре. Далее Симон пишет уже как очевидец: «суть же и ныне свиты (свитки с рисунками?) их на палатах и кни-гы их греческая блюдемь...» У исследователей древнерусской архитектуры не возникало сомнений в том, что собор строили и расписывали византийские мастера. Так, Д. В. Айналов писал о том, что «они принесли на Русь вместе с новым типом храма также новое византийское художественное направление, новый стиль: так возникла новая киевская школа» [4. с. 25]. Но вероятно участие в строительстве и росписях собора русских мастеров, о чем также пишет «Патерик» в рассказе об участии в этой работе печерского художника Алипия. Византийское влияние сказалось в результате усиления черт церковности, что было вызвано особенностями исторической ситуации того времени. Прямых же аналогий Успенскому собору, как и перед этим Софийскому, в византийской архитектуре, как убедимся ниже, нет — вся византийская архитектура того времени существенно отличается от древнерусского зодчества второй половины XI — начала XII вв.

Литературные источники довольно полно освещают историю строительства Успенского собора, а исследования памятника, проведенные в 1937—1938 гг. И. В. Моргилевским и в 1951—1971 гг. В. А. Богусевичем, Н. В. Холостенко и др., и, руин взорванного немецко-фашистскими захватчиками в 1941 г. здания дают возможность детально охарактеризовать его архитектуру [121, с. 107—170; 122, с. 131—165].

Собор, согласно сообщению «Повести временных лет», был заложен в 1073 г., но после смерти его основателя Феодосия в 1074 г. строительство приостановилось. В 1075 г. «почата бысть церквы Печерьская над основаньемь Стефаном игуменомь; из основанья бо Феодосий почал, а на основаньи (т. е. на возведенных фундаментах, — Ю. А.) Стефан поча и кончана бысть на третее лето месяца иуля 1 день» [86, с.131]. Как можно думать, за эти 3 года были выполнены все строительные работы. Освящение же собора произошло лишь в 1089 г. и, очевидно, не столько потому, что затянулись работы по его внутренному оформлению (хотя, если верить Патерику, художники были наняты на работу для украшения собора лишь на десятый год после смерти Феодосия, т. е. в 1084 г.), сколько в связи с требованием игумена Никона приурочить это событие к канонизации Феодосия [90, с. 231].

Собор был заложен на поросшем растительностью плато, после предварительной разбивки здания на этом месте выжгли деревья, кустарники и траву (по легенде огонь, упавший с неба, «пожже все древа и терние и росу полиза, долину сътвори, якоже рвомь подобно»). По всей площади здания на 30 см был снят грунт и на выровненной площадке производилась окончательная разбивка плана. Как значится в «Патерике», мерой для строительства был взят золотой пояс боярина-варяга Шимона, имевшей длину 4 римских фута, т. е. 118 см. Этот размер был переведен на мерную линейку — «жезл китавраса», то есть кентавра, олицетворявшего «премудрость» архитектора. Исходной мерой для дальнейшей разбивки здания служил размер подкупольного квадрата — 8,64 м. Ширина собора составляла 21,62 м, т. е. равнялась 20 «поясам Шимона», а длина — 32,97 м, т. е. 30 «поясам Шимона» [121, с. 145]. Приведенная в «Патерике» легенда говорит о том, что эта «божественная» мера — расчетная формула разбивки здания — разрабатывалась архитекторами еще до начала строительства.

В рассказе «Патерика» о строительстве Успенского собора есть некоторые любопытные сведения об организации строительных работ. Так, главных мастеров, руководивших строительством, было четверо; деньги на производство они получали «на три лета» — это, вероятно, был обычный срок выполнения строительных работ. Стоимость строительства каменных зданий была очень велика: пожертвованная на строительство Успенского собора князем Святославом Ярославичем сумма в тысячу гривен была лишь частью стоимости работ; строительство пристроенной к Успенскому собору в конце XI или начале ХП вв. маленькой Ивановской крещальни обошлось в 2 тысячи гривен, в то время как например, сумма годового налога со Смоленской земли составляла в XII в. 3 тысячи гривен.

В исключительно интересном письме «некоего старца» к печерскому игумену Василию, строившему в конце XII в. каменные стены вокруг Печерского монастыря, рассказывается о том, что для строительства сначала собирали средства, потом заготавливали дрова для обжига кирпича и извести, формировали и обжигали кирпич и нанимали мастеров. При раскопках на территории Печерского монастыря обнаружена мастерская, в которой изготовляли смальту для мозаик Успенского собора [25, с. 14—20]. Интересны «автографы», оставленные мастерами в виде знаков на кирпичах и надписей на стенах. Так, на плинфах Успенского собора обнаружены не только отдельные буквы кириллицы, но и целые слова и фразы. Все надписи сделаны на русском языке (их явно писали не греки), а одна из них, выполненная красивым почерком, где идет речь о работе мастера, говорит о том, что он хорошо знал грамоту [121, с. 148].

Строительная техника во второй половине XI в. существенных изменений по сравнению с предыдущим временем не претерпевает. Основным типом кладки остается opus mixtum, но толщина кирпича значительно изменяется (достигает 4—5,5 см). По форме кирпичи становятся более вытянутыми (в основном 37—34X29—26 см), встречаются также трехчетвертные и половинчатые.

Замес глины менее тщателен, обжиг несколько ухудшен. Набор лекальной керамики становится более разнообразным, любопытны, в частности, кирпичи, имеющие форму замочной скважины. Они употреблялись для тонких полуколоннок, причем стороны их расширенной части прикрывали вертикальные швы между полуколоннкой и стеной. Такие кирпичи встречаются лишь в Успенском соборе. Для облегчения сводов и закладки пазух широко употреблялись в кладке амфоры и голосники. Глины, из которых изготовлялась строительная керамика,— в большинстве каолиновые, в обжиге — красноватые и светло-желтые. Камень, применявшийся для кладки стен,— в основном валуны местного происхождения. Раствор известковый с примесью толченой керамики — цемянки. Фундаменты собора заложены на глубину 183 см и сложены бутовой кладкой на цемяночном растворе. Интересной особенностью фундаментов является сильно выступающий обрез, образующий своеобразный козырек-отмостку, предохраняющий их от затекания воды.

Кладка стен велась обычным для XI ст. способом с выложенными по системе opus mixtum краями и забутовкой середины с редким пропуском по всей ширине стены рядов кирпича-плинфы. Везде соблюдалось правило западающих рядов. Поверхности стен обрабатывали затиркой раствором с добавлением тонко молотой цемянки и последующим разграфлением, имитирующим квадровую кладку. Членения квадров «на ребро» гладко затирались, а «на образок» имели шершавую поверхность, напоминающую поверхность камня, обработанного бучардой [121, с. 113]. Многочисленные надписи и рисунки на поверхностях стен также убедительно свидетельствуют об отсутствии еще какого-либо слоя штукатурки. Как и в других древнерусских постройках, в стенах собора везде прослеживается система связей из дубовых бревен, а также выкладка карнизов из шиферных плит в местах, где сосредоточивались усилия от пят сводов. Деревянные связи, как обычно, соединяли гвоздями, а шиферные плиты — при помощи металлических анкеров с последующей заливкой отверстий свинцом [121, с. 114—115]. Исследователями обнаружено большое количество фрагментов первоначального пола из шиферных плит, инкрустированных треугольными и четырехугольными кусочками смальты желтого, зеленого и вишневого цвета. Инкрустированными мозаичными плитами выкладывали полы в центральной части храма, в менее ответственных местах их делали из плоских шиферных плит.

Изучение первоначального облика памятника усложняется тем обстоятельством, что мало можно назвать зданий, подвергавшихся за время своего существования стольким перестройкам, сколько их выпало на долю Печерского монастыря. В 1096 г. собор отстраивается после разгрома, учиненного половцами. На рубеже XI и XII вв. к собору пристраивается с северной стороны Ивано-Предтеченская крещальня, а в XII в. — каплицы. В 1230 г. в результате землетрясения собор «на четыре части расступился» — рухнули своды и южная стена. Позже он отстраивается в новой строительной технике, а 1240 г. татары разгромили его и «верх до полуцерква по окна... низпровергша» [60, с. 126]. Собор отстраивают и ремонтируют в XIII и XIV вв. В 1416 г. его вновь разрушают татары Едигея. В 1470—1471 гг. князь Семеон Олелькович восстанавливает собор. В XVI в. его отстраивает князь Константин Острожский, к собору пристраивают Ивано-Богословский и в XVII в. — Трехсвятительский приделы, каплицы Стефана и Ельцов. В XVIII в. собор приобретает барочный наряд, возводятся новые верхи, в XIX в. перестраиваются хоры и западная часть. 3 ноября 1941 г. собор был взорван немецко-фашистскими захватчиками. Первоначально Успенский собор Печерского монастыря представлял собой шестистолпный трехнефный трехапсидный храм с четко выраженным нартек-сом и П-образными хорами («полатями»), на которые вела наружная лестница с северной стороны. Н. В. Холостенко, производя раскопки с южной стороны здания, обнаружил остатки древней кладки, которую он принял за остатки входной башни. Однако в них весьма трудно видеть основание круглого столба башни. Это помещение, фундаменты которого заложены значительно выше фундаментов собора, скорее могло быть одной из усыпальниц, окружавших собор. О том, что лестница на хоры находилась с северной стороны собора, прямо указывает «Киево—Печерский патерик» («у туже на полати восходят»), а о том, что она существовала первоначально, свидетельствует тот факт, что Ивано-Предчетенская крещальня, сооруженная на рубеже XI—XII вв., была построена не впритык к северной стене, как обычно ставили подобные сооружения (например, в Спасском соборе в Чернигове), а рядом с лестницей, так, что ход на «полати» оказался между стенами собора и крещальни. В нартексе собора в южной и северной стенах расположены по два аркасолиума (ниши для погребений), в одной из них был похоронен основатель монастыря Феодосий.

Внутреннее помещение собора разграничено четырьмя столбами на девять пространственных ячеек. Поскольку хоры заходят с двух сторон над боковыми нефами, пространственный крест оказывается четко выраженным внутри здания. Столь же четко он выражен и в наружном объеме, т. к. коробовые своды, перекрывавшие его ветви, были значительно поднятыми над боковыми. Это придавало в общем статической композиции здания некоторую динамичность. В дальнейшем этот характерный для XI в. прием отойдет в прошлое и центры закомар в храмах XII в. будут располагаться на одном уровне. Фасады собора были расчленены плоскими, довольно интенсивно выступающими вперед пилястрами. Окна и двери с полуциркульными завершениями были обрамлены двухступенчатыми перспективными порталами — новая для древнерусской архитектуры черта. Нижний ярус украшали плоские ниши с таким же обрамлением, плоские глади фасадов — широкий меандровый фриз, членивший здание на уровне пола второго яруса. Таким же фризом завершался мощный барабан, над которым шел ряд декоративных «кокошников». Позже, когда после землетрясения 1230 г. был возведен новый барабан, его завершили карнизом, а «кокошники» превратили в пояс небольших плоских ниш.

Все три апсиды собора были гранеными. По граням шли тоненькие полуколонки, апсиды завершались меандровыми фризом и поясом орнамента из треугольных зубчатых кронштейнов. Такой орнамент не встречался ранее в древнерусских постройках, но в дальнейшем, в несколько ином виде, он стал характерен для завершения барабанов в постройках владимиросуздальского зодчества.

Интерьер собора отличался от живописных интерьеров храмов предыдущего периода. Несмотря на то что крещатые в плане столбы дифференцировали внутреннее пространство, а выступающие над боковыми нефами части хор создавали затемненные угловые помещения на первом этаже, весь интерьер был ровно и мягко освещен. Все его пространство зрительно охватывалось сразу из-под арки, ведущей из нартекса.

Как и в Софийском соборе, в соборе Печерского монастыря мозаичными изображениями была украшена лишь восточная часть центрального пространства, а остальные стены и своды расписаны фресками. От убранства Успенского собора в подземных лаврских церквях сохранились мраморные фрагменты дверных косяков, предалтарной преграды (темплона) и кивория (сень над престолом). Исследовав эти фрагменты, Н. В. Холостенко убедительно воспроизвел схему реконструкции темплона в виде мраморной колоннады, завершающейся антаблементом, а в центральной части — аттиком [121, с. 137].

Скульптурные. фрагменты собора представляют исключительный интерес. В фасаде здания XVIII в. бывшей лаврской типографии, расположенной напротив апсид Успенского собора, были вмонтированы две шиферные плиты размерами 205Х100 и 185Х105 см с удивительными изображениями. На одной из плит — юноша в античной одежде раздирает пасть льва. Исследователи видят в нем Геракла, борющегося с немейским львом. На второй, как предполагают, изображен Дионис на колеснице, запряженной двумя львами. Сюжеты из античной мифологии неоднократно встречаются в древнерусском искусстве, но для монастырского собора они как будто бы не подходят. Были ли эти плиты сделаны специально для собора или первоначально украшали какую-либо иную постройку — сказать трудно, тем более, что при раскопках руин обнаружены фрагменты орнаментальных плит от парапетов хор, подобных софийским. Н. В. Холостенко относит некоторые фрагменты резных плит к заполнению тимпанов (полукруглых ниш) над входами и склонен рассматривать тематические лаврские рельефы как элементы наружного фасада здания.

О росписи и мозаиках Успенского собора подробно пишет «Патерик»: в центральной апсиде собора была изображена Богоматерь с архангелами по бокам, ниже — Евхаристия, в куполе — Пантократор.

Программа росписей Успенского собора, повторенная позже в соборе Михайловского Златоверхого монастыря, продолжала традиции Софийского собора и Десятинной церкви, но имела и свои особенности, отличавшие ее от княжеского заказа программы Софийского собора. Как можно предполагать, в программе росписей собора Печерского монастыря, как и в его архитектуре, на первое место выдвигались канонические церковные требования.

Как и Софийский собор, для своего времени Успенский собор Печерского монастыря был сооружением программным, и это хорошо понимали в древней Руси. Так, Симон в начале XIII в. писал о Владимире Мономахе: «И во своемь княжении христолюбець Влади-мер, вземь меру божественныа тоа церкви печерьскыа, всемь подобиемь съезда церковь в граде Ростове: в высоту, и в ширину, и в долготу, но и письмя на хартии написав, идеже кийждо праздник в коемь месте написан есть, сиа вся в чин и подобие сотвори по образу великоа тоа церкви... Сын же того Георгия князь (Юрий Долгорукий — Ю. А.) слыша от отца Владимера, еже о той церкви сотво-рися, и той во своемь княжении съезда церковь во граде Суждале в ту же меру...» [83, с. 28].

Через несколько лет после окончания строительства Успенского собора на территории Печерского монастыря было возведено еще одно каменное здание: с северо-западной стороны, рядом с лестницей, ведшей на хоры Успенского собора появилась маленькая Ивановская церковь-крещальня. Подобная крещальня была построена также у Спасо-Преображенского собора в Чернигове. Традиция постройки отдельно стоящей крещальни (баптистерия) была широко распространена в европейской средневековой архитектуре, в частности итальянской (баптистерии в Пизе, Флоренции и др.). Ивановская крещальня Печерского монастыря в XVIII в. в результате обстроек вошла в объем Успенского собора и под позднейшими наслоениями хорошо сохранились ее первоначальные формы. Памятник был обмерян и изучен И. В. Моргилевским в 1936 г., в 1941 г. сооружение взорвано вместе с Успенским собором. Новые данные о нем получены в результате исследований, проведенных в 1970—1972 гг. Н. В. Холостенко [122, с. 131—137]. Датировка здания достаточно обоснованно определяется сведениями из «Патерика»: церковь была построена на оставленные в наследство боярскому сыну Захарию две тысячи гривен серебром и двести гривен золотом в правление монастырем игумена Ивана (1088—1103 гг.). «Сим же сребром и златом поставлена бысть церквы святаго Иоанна Предтечи, у ту же на полати восходить, во имя себе и Иоанну болярину и сынови его Захарьи» [83, с. 194—195].

Крещальня представляла собой миниатюрную (6X6 м) четырехстолпную церковь с тремя апсидами, расчлененными тоненькими полуколоннами. Фасады членились плоскими пилястрами и завершались тремя закомарами на западном фасаде и одной (по предположению Н. В. Холостенко) — на северном. Очень вытянутые пропорции здания объясняются стремлением зодчих органически связать его объем с объемом Успенского собора (пяты закомар крещальни находились на уровне пят крайних закомар собора). Церковь венчал купол на восьмигранном барабане с полуколоннками по углам, украшенный декоративными закомарами сплоскими нишками подобно куполу Успенского собора.

В начале XII в. в Печерском монастыре осуществлялось активное каменное строительство. Работу вели мастера Печерской школы. Были построены каменные ворота с Троицкой надвратной церковью, в 1108 г. закончено строительство каменной трапезной палаты, в 1109 г. у Успенского собора строятся «божонка» (каплица) княгини Евпраксии и крытая паперть.

Из этих зданий дошла до наших дней и прекрасно сохранила под позднейшими наслоениями свои первоначальные формы Троицкая надвратная церковь. Летопись не приводит даты этой постройки, однако позднейшие источники называют фундатором здания черниговского князя Святослава Давидовича, постригшегося в 1106 г. в Печерском монастыре и бывшего несколько лет привратником у этих ворот. Обычно этим временем и датируют сооружение [56, с. 37], что подтверждают формы здания и особенности строительной техники: стены сложены техникой смешанной кладки в варианте, типичном для конца XI — начала XII ст., а размеры кирпича-плинфы (34Х26Х Х4,5—5 см) идентичны кирпичам Ивановской крещальни и несколько отличаются от кирпичей Успенского собора. В нижнем ярусе ворот расположен проезд, в боковых частях — помещения для привратников. Церковь устроена в верхнем ярусе. Она представляет собой простейший тип крестовокупольного храма с четырьмя свободно стоящими крещатыми столбами без апсидных полукружий (последние заменены полуциркульными нишами в восточной стене). Наружные стены здания декорированы обычными для архитектуры того времени плоскими нишами, барабан, завершен так же, как и в Успенском соборе. В формах здания и технике его строительства, несомненно, видна рука мастеров печерской школы. Как и в Успенском соборе, в основе метрической системы Троицкой церкви лежал не греческий, а римский фут — 29,5 см (исходный модуль 12 римских футов, или 3 «пояса Шимона») [21, с. 250]. В отличие от Успенского собора центры фасадных закомар расположены на одном уровне — это черта архитектуры XII в. К Троицким воротам с двух сторон примыкал деревянный частокол, ограждавший монастырь. Позже, в конце XII ст. его заменили кирпичной стеной [17, с. 40—43].

В рассказе о Печерском монастыре под 1051 г. летописец пишет: «Изяслав — же постави монастырь святаго Дмитрия, и выведе Варлаама на игумень-ство к святому Дмитрию, хотя створи-ти вышний сего манастыря, надеяся богатьству» [86, с. 107]. Событие это обычно относят к 1062 г. В эту пору Изяслав усиленно старался укрепить свой авторитет киевского князя и строительство Дмитриевского монастыря, несомненно, входило в его планы. Монастырь строился на территории холма, примыкающегося к южной стороне детинца. От последнего его отделял овраг, где проходил спуск к киевской гавани — устью Почайны. Второй овраг — Дмитриевский — отделял этот холм от укреплений города Ярослава, за которыми, по словам летописи, было «перевесище», где ставили сети для ловли птиц.

В летописном сообщении об основании Дмитриевского монастыря обращает на себя внимание термин «постави», что обычно относится к деревянным строениям, а не «създа», как чаще говорилось о каменных постройках. Этот факт, оставшийся без внимания историков Киева, как нам представляется, может объяснить недоразумения, вытекающие из неправильно трактованных сообщений летописи о дальнейших событиях в Дмитриевском монастыре [52, т. 2. с. 263]. Поскольку данные о том, что церковь основанного Изясла-вом Дмитриевского монастыря была каменной, отсутствуют, можно предположить, что она была деревянной (так же как Успенская церковь Печерского монастыря до строительства нового каменного собора в 1073—1078 гг.). Во второй половине XI и в XII вв. Дмитриевский монастырь продолжал оставаться вотчим для династии Изяславичей. Около 1085 г. [84, с. 151] Ярополк Изяславич заложил в Дмитриевском монастыре каменную церковь Петра, в которой он был похоронен в 1086 г. Судя по тексту летописи — «...И проводиша и до святаго Дмитрея, спрятавше тело его, с честью положиша и в раце мармо-ряне в церкви святаго апостола Петра, юже бе сам начал здати преже...» [86, с. 136], церковь была в то время недостроена. Как можно предполагать, после достройки она была превращена в соборную и получила наименование Дмитриевской (взамен старой деревянной, которая могла быть разобрана или сгорела). Во всяком случае, только этим можно объяснить «загадочное», по выражению М. К. Каргера, событие, описанное в Лаврентьевской летописи под 1128 г.: «В се же лето переяша церковь Дмитрия Печеряне и нарекоша ю Петра с грехом великим и неправо». Печерские монахи, захватив завещанный им дочерью фундатора церкви князя Ярополка — Анастасией монастырь, восстановили первоначальное название церкви, что вызвало неодобрение летописца, симпатизирующего другой княжеской династии. В свое время в литературе вопрос о переименовании церкви Дмитрия, равно как и о ее местоположении, вызвал длительную дискуссию [52, т. II, с. 261—267].

Фундаменты Дмитриевского собора (или церкви Петра, как, очевидно, можно было бы назвать постройку по ее первоначальному наименованию) были впервые обнаружены в 1785 г. при строительстве стен Михайловского монастыря [24, с. 161—162]. В 1838 г. их открыл А. С. Анненков, но разобраться в них не смог. Приглашенный из Академии художеств архитектор М. Ще-потьев полностью раскопал остатки храма и составил довольно правдоподобный (для того уровня фиксации) план фундаментов. План М. Щепотьева долго и безуспешно разыскивали, пока автору книги не удалось обнаружить его в фондах Одесского краеведческого музея. Реконструировать план здания по этому чертежу трудно и все попытки в этом отношении являются весьма гипотетичными. Первое, что сразу же бросается в глаза,— это близость плана здания (в основной его части) к плану Успенского собора Печерского монастыря. Собор Дмитриевского монастыря лишь несколько меньший по размерам. Четко выделен нартекс, центральная апсида снаружи имеет граненую форму, на крещатых столбах — большие выступы лопаток. К юго-западному и северо-западному углам пристроено по три помещения. Их принимали и за остаток галерей, и за башни, но вытянутая форма этих помещений противоречит и первой, и второй гипотезам. Остатками притвора с южной стороны могли быть кладки, примыкающие к южной ветви креста. Можно предположить, что к церкви были пристроены каплицы и притворы, как в Успенском соборе Печерского монастыря. Косвенное подтверждение этому дает наблюдение комиссии, осматривавшей фундаменты раскопанного здания в 1838 г. Как записано в отчете комиссии, отрезок стены, примыкавшей к северной стороне здания, был сложен из кирпичей новой формы, что приводит к заключению, «что и здесь к древнейшим зданиям присовокуплены были в позднейшее время некоторые пристройки» [52, т. II, с. 270]. Если эту постройку принять за сооруженную в 80-х годах XI в. церковь Петра, то едва ли можно сомневаться в том, что прототипом ее служил Успенский собор Печерского монастыря.

В 1887 г. в районе южного участка ограды Михайловского монастыря, там, где в 1758 г. были обнаружены фундаменты древней церкви (теперь ул. Героев революции), нашли шиферный саркофаг и две резные шиферные плиты, представляющие исключительный интерес в истории древнерусского искусства и известные в литературе под названием михайловских плит. Позже, в XVIII в., эти плиты были вмонтированы в стену апсиды Михайловского собора и в настоящее время одна из них находится в Третьяковской галерее в Москве, другая — в Софийском музее в Киеве. Размеры плит (2Д6Х1Д1 и 2,26X1,18 м) свидетельствуют о том, что они служили парапетными оградами, скорее всего на хорах, подобно парапетным плитам Софийского собора. На плитах изображены всадники, едущие навстречу друг другу. В них видят изображения «святых воинов» — покровителей князей династии Изяславичей. Высказывались предположения (А. И. Некрасов, Г. К. Вагнер), что на плитах изображены Ярослав Мудрый с его патроном святым Георгием и Изяслав Ярославич со своим патроном Дмитрием Солун-ским. Рисунок плит свидетельствует о высоком мастерстве скульптора. По сравнению с лаврскими плитами в композиции михайловских больше декоративности и мягкости рисунка, хотя стилистически они очень близки. К какому сооружению относятся михайловские плиты — сказать трудно, скорее всего, к собору Дмитриевского монастыря или церкви Петра. По мнению исследователей, в рельефах прослеживаются традиции резьбы по дереву. Эту особенность В. Н. Лазарев объяснил тем, что русский мастер не мог отказаться от веками отстоявшихся приемов народной деревянной резьбы, когда ему пришлось обтесывать твердый шифер. Поэтому всадники «невольно вызывают в памяти народные изделия: в их трактовке есть та полнокровность и та свежая непосредственность, которые пришли на смену утонченному византийскому изяществу» [64, с. 87].

В 1108 г. на территории Изяславого Дмитриевского монастыря киязь Свято-нолк Изяславич начал строить каменную Михайловскую церковь, о чем сообщает летопись: «В лето 6616 (1108) заложена бысть церквы святаго Михаила, Золотоверхая, Святополком князем, в 11 иулия месяца» [86, с. 187].

В эту пору у Святополка складываются хорошие отношения с Печерским монастырем. Печерский летописец Нестор составляет свою «Повесть временных лет» с явной симпатией к Свято-полку, и очевидно, не без его заказа. Не удивительно, что строительство Михайловской церкви Святополк поручил печерским мастерам. Принадлежность Печерского и Михайловского Златоверхого собора одной и той же школе строителей несомненна — об этом говорят и тип, и конструкции, и формы обеих построек. Известный исследователь древнерусского искусства Д. В. Айналов, изучая михайловские мозаики, выдвинул гипотезу о возможном участии в их выполнении великого древнерусского художника, одного из ведущих мастеров печерской художественной школы — Алипия. Михайловский Златоверхий собор был построен в северной части территории монастыря и занимал, как можно предполагать, доминирующее место в монастырском ансамбле. Строительство собора шло быстро, так как в 1113 г. в нем хоронят Святополка Изяславича и речь о соборе идет как о законченной постройке.

Это был шестистолпный крестовокупольный храм с четко выраженным нартексом, свободно стоящими четырьмя столбами, тремя апсидами и одной главой. Как и в Лаврском соборе, к нартексу снаружи примыкала крещальня, но не с северной, а с южной стороны. Крещальня в виде маленького четырехстолпного храма строилась, как можно предположить, одновременно с собором; при этом был учтен опыт строительства Ивано-Предтеченской церкви в Печерском монастыре. Михайловская крещальня примыкала непосредственно к южной стене (как в Спасском соборе в Чернигове), а винтовая лестница была устроена в крайнем северном членении нартекса.

По размерам Михайловский собор напоминал уменьшенную копию Печерского. Отличительной особенностью композиции Михайловского собора было то, что центры фасадных закомар находились на одном уровне (в Печерском соборе ветви архитектурного креста значительно повышены над боковыми частями), в связи с чем композиция становилась более статичной и основной объем собора по форме приближался к параллелепипеду. Эта черта затем стала характерной для всей древнерусской архитектуры XII в. В остальном — ив строительной технике, и в формах — Михайловский собор еще полностью относится к архитектурному течению второй половины XI в.

Разбивка плана Михайловского собора осуществлялась по тому же методу, что и Печерского, но, как отмечал К. Н. Афанасьев, зодчие пользовались не римскими, а греческими футами, причем основной модуль (сторона подкупольного квадрата) составлял 20 футов (6,16 м) [21, с. 69—71].

Фасады здания ритмично членились плоскими лопатками, значительно меньше (по сравнению с Печерским собором) выступавшими из фасадных плоскостей. Это придавало фасадам здания более замкнутый характер и определенную графичность в трактовке форм, что становится характерным для построек XII в. Внутренние столбы имели значительную крещатость. Формы фасадов сдержаны и уравновешены. Их плоскости членят широкие пилястры. Стены украшены горизонтальными поясами декоративных плоских ниш и меандровым фризом. В закомарах, как и в Успенском соборе Печерского монастыря, было по три двухступенчатых ниши, крайние из них имели четвертькружное завершение. Барабан купола так же, как и в Печерском соборе, завершался поясом небольших ниш.

Интерьер Михайловского собора мало чем отличался от Печерского прототипа. Знаменитые михайловские мозаики и фрески дают немало данных для того, чтобы судить о школе их мастеров. По сравнению с мозаиками Софийского собора михайловские явно относятся к новому стилистическому этапу: в трактовке фигур больше графичности, колорит мозаик более яркий, в движениях больше экспрессии. Как отмечал В. Н. Лазарев, в облике апостолов намечается тенденция к ослаблению византийской суровости, черты лица утратили резкость, «все линии стали более округлыми, а общее выражение приобрело несвойственную чисто византийским образам мягкость» [64, с. 87]. Русские надписи и колористические особенности мозаик свидетельствуют об участии в их исполнении русских мастеров.

До наших дней Михайловский Золотоверхий собор не сохранился.

Последняя четверть XI и начало XII вв. характеризуются большим размахом каменного строительства в Киеве. Правда, нам неизвестно ни одной каменной гражданской постройки этого периода — время сооружения монументальных дворцов и гридниц окончательно миновало, хотя о возведении княжеских дворцовых комплексов летопись упоминает неоднократно. Часто эти комплексы строятся за городом, рядом с вотчими монастырями. Например князь Всеволод Ярославич основывает на холме в Выдубечах Красный (т. е. красивый) двор, а внизу под холмом монастырь, где в 1070 г. закладывает Михайловский собор. В 1070-х годах князь Святослав Ярославич строит на Копыревом конце Симеоновский монастырь, где также, как можно предполагать, находился княжий двор. Каменное строительство продолжает оставаться, в основном, монастырским, у нас нет данных ни об одном здании этого времени, которое можно было бы атрибутировать не только как гражданскую постройку, но и просто как приходскую церковь. Каменные соборы во второй половине XI — начале XII вв. возводятся в Вы-дубецком, Янчином, Кловском, Спасском и Иорданском (на северной окраине Киева) монастырях. Остатки не-атрибутированных церквей, бесспорно относящихся к этому времени, были обнаружены на ул. Смирнова-Ласточкина перед зданием Киевского художественного института и на углу Кия-новского переулка. Из всех этих построек лишь соборы Выдубецкого (Михайловская церковь) и Спасского (церковь Спаса на Берестове) монастырей дошли до наших дней и мы можем судить об их архитектурных формах. О заложении Михайловского собора Выдубецкого монастыря пишет летопись под 1070 г.: «Все же лето заложена бысть церквы святаго Михаила в монастыре Всеволожи» [86, с. 116]. Далее под 1088 г. летопись сообщает: «В лето 6596. Свящеча бысть церквы святаго Михаила монастыря Всеволо-жа». Столь длительное время сооружения сравнительно небольшого здания смущало всех исследователей. М. К. Каргер справедливо замечал, что едва ли тут можно делать вывод об исключительной длительности строительства, но причину задержки освящения считал невыясненной [52, т. II, с. 289]. Она стала ясна после исследований, проведенных в 1970-х годах Республиканскими научно-исследовательскими реставрационными мастерскими.

Собор был поставлен на крутом берегу Днепра в живописной долине между двумя высокими холмами, на одном из которых возвышался Красный двор Всеволода Ярославича. От собора сохранилась лишь западная его часть: восточная с апсидами, а вместе с ней и верх собора обвалились. Собору угрожала опасность быть подмытым водами Днепра еще в XII в. и в 1199—1200 гг. по заказу князя Рюрика Ростиславича зодчий Петр Милонег возвел большую подпорную стену (к рассказу о строительстве которой мы еще вернемся). Восточная часть собора рухнула в XV или XVI ст. В 1639 г. здание начали восстанавливать: приделали с востока деревянные апсиды и надстроили деревянный верх. После пожара 1760 г. в 1766—1769 гг. архитектор М. Юрасов возвел восточную часть и главу собора из кирпича в формах характерного для того времени барокко. План собора долго считался неясным, пока в 1945 г. М. К. Каргер не произвел тщательные раскопки внутри и вокруг здания. Собор оказался непропорционально узким и был отнесен исследователем к типу восьмистолпных крестовокупольных храмов с широким нартексом. По плану Выдубецкий собор М. К. Каргер сравнивал с Борисоглебским собором и Вышгороде [51, с. 154—166]. В правильности реконструкции М. К. Каргера не сомневался Н. И. Брунов, однако ясность в этот вопрос внесли лишь новые исследования памятника, проверенные в 1970-х годах под руководством Р. П. Быковой. При этом было установлено, что первоначально собор имел шестистолпный тип плана и уже значительно позже (в пределах XI в.) к нему с запада были пристроены нартекс и башня. Как можно предполагать, сообщение летописи об освящении храма лишь в 1088 г. объясняется именно этой перестройкой.

Первоначально собор небольшого размера (13 м в ширину и 19 м в длину с апсидами) представлял собой шестистолпный крестовокупольный храм сложного типа с очень редкой для древнерусской архитектуры особенностью: подкупольный квадрат находился не в третьем, как обычно (например, в Успенском соборе Печерского монастыря), а во втором членении, т. е. центральный купол на одно членение был сдвинут к западу. Боковые нефы собора очень узкие, почти в 2,5 раза уже центрального нефа. Точность разбивки плана, а также совершенство конструкций свидетельствуют о большом мастерстве зодчих, пожалуй, даже большем, чем у строителей Печерского собора.

Фундаменты Выдубецкого собора необычны. Они имеют 2 м в ширину и сложены из крупных блоков ломаного камня на известковом растворе с примесью речного песка, но без обычной для древнерусской строительной техники цемянки. Стены сложены характерным для конца XI в. смешанным способом, размеры кирпича — 35Х29Х Х4 см, раствор известковый с цемян-кой отличного качества. Затеянная Всеволодом перестройка собора, объясняется, очевидно, желанием князя придать сооружению черты придворного храма. С запада на всю высоту фасада был пристроен широкий нар-текс с капеллой (крещальней?) с правой стороны и круглой в плане башней с левой стороны с винтовой лестницей, ведущей на второй этаж. Выходящее на хоры помещение над центральной частью нартекса, вероятно, предназначалось для князя. С юго-восточной стороны к собору было пристроено прямоугольное в плане помещение, судя по мощному фундаменту — башнеобразного характера [52, т. II, с. 308—309]. С севера обнаружены обычные для древнерусских церковных сооружений склепы-усыпальницы.

Пристройки резко изменили характер композиции собора. Как можно предполагать, башня могла завершаться конусообразной кровлей, а асимметрическая композиция центральной части уравновешивалась объемом юго-восточной пристройки и низкими северными усыпальницами. Завершался собор, скорее всего, одной мощной главой, т. к. боковые главы можно было бы разместить лишь над крайними восточными пространственными ячейками и они оказались бы непропорционально малы по сравнению с мощной центральной главой. Фасады собора членились по вертикали плоскими лопатками, а по горизонтали — двумя ярусами высоких и узких окон. Стены нартекса украшены многоуступчатыми нишами, такие же ниши обрамляют окна западного фасада. Нигде нет ни орнаментальных украшений из кирпича, ни меандровых фризов, все строго, спокойно, величественно. Несмотря на сравнительно небольшие размеры, собор производит впечатление монументального сооружения.

Несколько большим по размеру в сравнении с Выдубецким собором был храм, раскопанный в 1947 г. М. К. Картером перед современным зданием Киевского художественного института [51, с. 209—226] (на этом месте до конца XIX в. стояла деревянная Вознесенская церковь XVIII ст.). Древняя постройка оказалась шестистолпным крестовокупольным храмом простого типа, пропорции которого по сравнению с Печерским собором были несколько вытянутыми. Вытянутым было и под-купольное пространство (3,3X4 м). По всему периметру ленточных фундаментов под их подошвой проложены дубовые лежни. Фундаменты были сложены из бутового камня на известковом с примесью цемянки растворе; кладка стен, судя по двум сохранившимся блокам, — смешанная, очень близкая по характеру к кладке Печерского собора. Эту близость подтверждают также остатки меандрового пояса, украшавшего стены здания. Обилие древних погребений вокруг храма может указывать на его монастырский характер. Исследователь памятника М. К. Картер, твердо датируя эту постройку второй половиной XI в., не решался ее атрибутировать. Но высказать некоторые предположения по этому вопросу все же можно.

Исследователями Киева давно уже было доказано, что на этом месте к северо-востоку от Северных (Львовских) ворот находился многократно упоминаемый в летописях Копырев конец. В XI в. летопись отмечает тут лишь одну постройку: собор Симеонова монастыря, основанный в 70-х годах XI в. князем Святославом Яросла-вичем и бывший в дальнейшем вотчим монастырем династии черниговских князей Ольговичей. В конце XII ст. представитель этой династии киевский князь Святослав Всеволодович перенес на Копырев конец свою резиденцию. Весьма вероятно, что эту резиденцию он расположил у своего вотчего монастыря, где уже мог существовать княжий двор. Поскольку новый двор Святослава находился на месте нынешнего художественного института, то весьма вероятно, что раскопанный М. К. Каргером памятник мог быть собором Симеонового монастыря. Правда, им могла быть и другая постройка, раскопанная в 1887 г. неподалеку от художественного института, на углу ул. Смирнова-Ласточкина и Киянов-ского переулка [52, т. II, с. 402—407]. Судя по описаниям кирпичей и кладки, постройку эту также следует отнести к концу XI в. К сожалению, никаких данных о типе и размере этого здания нет.

Отсутствуют также данные и о раскопанном в 1832 г. К. А. Лохвицким соборе Иорданского монастыря (на современной ул. Фрунзе на Подоле). По кирпичам и описаниям кладки это здание также можно отнести к концу XI — началу XII вв.

Небольшой шестистолпный крестовокупольный монастырский храм был типичен для монументального строительства Киева во второй половине XI — начале XII вв. Но тип этот не был единственным. В зависимости от желаний заказчика — то ли князя, то ли богатого игумена монастыря — здания окружали притворами, пристраивали башни, устраивали обширные хоры и т. п. Все это вносило индивидуальные черты в композиции построек. Так, в 1070-х годах в Вышгороде князь Святослав Ярославич заложил огромный Борисоглебский храм-мавзолей (24X42 м) по Tnnv. копировавшему Спасский собор в Чернигове. Это был восьмистолпный крестовокупольный храм с центральным под-купольным квадратом в композиционном центре здания. В отличие от Спасского собора он имел более вытянутые пропорции плана, был поставлен на высоком холме над Днепром и хорошо виден из Киева. Руины здания были разобраны католическими монахами в начале XVII в. для строительства доминиканского костела на Подоле. В 1952 г. остатки фундаментов храма были раскопаны и изучены М. К. Каргером.

Обращение к типу Спасского собора в Чернигове можно объяснить желанием заказчика — основателя династии черниговских князей Святослава Ярославина. Храм после смерти Святослава долго стоял незаконченным и лишь в 1115 г. его достроил черниговский князь Олег Святославич.

Одной из интереснейших построек древнего Киева конца XI в. был Клов-ский, или Стефанов монастырь. В отличие от других древнерусских построек, письменные источники довольно много рассказывают об этом здании и об его основателе Стефане. Стефан был приближенным боярином князя Изяслава Ярославича и входил в круг политических деятелей из его окружения. Впоследствии Стефан становится игуменом Печерского монастыря и возглавляет партию, объединившую просвещенных деятелей того времени — Никона, Варлаама Ефрема, летописца Нестора и др. В дальнейшем в результате стычки этой партии с партией «регористов» («простецов») печерские монахи, которых, по словам «Патерка», «диавол ражьже не грев», Стефана «от игуменства отогнаша». Он сооружает на Кловском холме свой монастырь, посвящая его, как и Десятинную церковь, Влахернской богоматери. Печерский «Патерик» об этом рассказывает так: «Егда ж Стефан Игумен деместевник из монастыря изгнат млеть и видевь преславнаа чудеса, како мастеры приидоша и икону носяще и Царицино видение, Влахерне, поведаша (при Стефане строился Успенский собор Печерского монастыря — 10. А.) — и сего ради сам Влахернскую церковь на Клове създа» [83, с. 9]. И далее: «Он же... Стефан... състави себе монастырь на Клове и церковь пъзгороди в имя святыа Богородица, и нарек имя ей по образу сущего в Коньстяньтине граде иже Влахерне» [83, с. 59]. Событие это произошло в 1078 г. Как можно предполагать, каменная церковь была построена не сразу после основания монастыря. Скорее всего, Стефан начал строить собор в 1091 г., когда он уже будучи епископом Владимирским, приехал в Киев и некоторое время жил в Кловском монастыре. Смерть Стефана в 1094 г. и пожар, вызванный нападением половцев в 1096 г., задержали строительство. Лишь под 1108 г., в «Повести временных лет» записано: «В се же лето кончаша верх святыя Богородица па Клове, заложеней Стефаном игуменом печерекым» [86, с. 187]. В 1963 г.

П. П. Толочко обнаружил части фундаментов древнерусской постройки в усадьбе школы на ул. Карла Либкнехта, 25. Их местонахождение не оставляло сомнений в том, что это были остатки Кловского монастыря. В 1974—1975 гг. были произведены тщательные раскопки, давшие представление о типе этого здания [19, с. 37—46]. План здания оказался совершенно не характерен для архитектуры Киева конца XI в. Прежде всего поражает масштаб сооружения: размеры — 33X33 м, казалось бы, должны были приближать его к наибольшим храмам Киева. Однако анализ его плана показал иное. В основе здания нетрудно определить центральное ядро — вось-мистолпный крестовокупольный храм размерами 22X18 м (без апсид), близкий по типу к Борисоглебскому храму в Вышгороде, т. е. с подкупольным квадратом в центре плана. Этот так называемый сложный тип крестовокупольной системы известен в византийском зодчестве, и, как уже отмечалось, был характерным для столичной константинопольской архитектуры. С трех сторон храм окружали два ряда галерей — внутренние и внешние. Внешние не имели ленточных фундаментов, и это дает основание считать, что они были перекрыты не сводами, а стропильной крышей. Внутренние южная и северная галереи завершались на востоке апсидами, а на западе — квадратными помещениями, одно из которых могло служить по традиции крещальней, а в другом могла размещаться лестничная клетка. Между этими помещениями находился нартекс, или, возможно, открытый дворик — атриум. На эту мысль наводит следующий любопытный факт: помещение не имеет поперечных ленточных фундаментов, а на восточной его стороне четко прослеживаются выступы оснований пилястр, которым не отвечают выступы на западной стороне, т. е. в этих местах не могли быть переброшены арки.

Кловский храм, очевидно, представлял собой комплекс, объединявший в своих стенах различные монастырские помещения, чем напоминал византийские и западные монастыри. В характере организации плана чувствуется близость к типу Десятинной церкви, что вполне можно объяснить стремлением Стефана подчеркнуть преемственность от здания, посвященного Вла-хернской богоматери.

Последним по времени зданием киевского зодчества второй половины XI — начала XII вв. была церковь Спаса на Берестове, сохранившаяся до наших дней. Церковь долгое время считалась постройкой времени Владимира Святославича. В конце прошлого века проф. П. А. Лашкарев, исследовавший памятник, пришел к заключению, что она принадлежала монастырю, основанному во второй половине XI в., и была построена византийскими зодчими в первой половине XII в. [68, с. 105—106]. Спасский монастырь впервые упоминается в 1072 г. По мнению М. К. Каргера, этот монастырь заменил упоминаемую в летописях церковь Апостолов, бывшую при Берестовском княжеском дворе. Церковь Спаса М. К. Каргер, как и многие другие исследователи древнерусского зодчества, датировал концом XI или началом XII в. [32, т. II., с. 377]. Новейшие исследования памятника уточнили эту дату — сооружение храма относят ко времени княжения в Киеве Владимира Мономаха (1113—1125 гг.) [8, с. 97]. На протяжении XII в. церковь служила усыпальницей членов династии Мономаховичей. В 1157 г. тут похоронен основатель Москвы киевский князь Юрий Долгорукий. Церковь была сильно разрушена в послемонгольский период: на гравюре 1638 г. А. Кальнофойского изображены ее руины. От древней постройки осталась лишь западная часть. В 1640—1642 гг. церковь была восстановлена: к древнему нартексу с запада пристроен деревянный притвор, с востока — апсиды; храм приобрел крещатый план. В конце XVII — начале XVIII вв. деревянный западный притвор заменен каменным, а в 1813—1814 гг. по проекту архитектора А. И. Меленского пристроена двухъярусная колокольня в формах классицизма.

Архитектура древнего здания была открыта после исследований, раскопок и реставрации древней западной части, проведенной проф. П. П. Покрышкиным в 1909—1914 гг. По типу это был большой шестистолпный крестовокупольный храм 20X30 м, близкий по пропорциям форм граненых снаружи апсид и крещатых столбов к Успенскому собору Печерского монастыря. Отличием были ризолиты на южном и северном фасадах, образованные выступающими сторонами нартекса. В южной части нартекса находилась круглая внутри и прямоугольная снаружи башня с лестницей, ведущей на хоры, а в северной — крещальня с тремя небольшими апсидами в толще стены и аркасолиями для княжеских погребений.

С трех сторон — к западному, северному и южному фасадам примыкали притворы, перекрытые необычными для киевской архитектуры трехлопастными сводами. Конструкции этих сводов, которые опирались на деревянные брусья, положенные на деревянные перемычки, были детально изучены при реставрационных работах в 1970 г. [19, с. 84—90]. В конструктивном отношении церковь Спаса на Берестове необычна. Во-первых, поражает большое количество деревянных конструкций, введенных в кирпичную кладку — перемычки над дверными и оконными проемами, над дверцами тайника в стене башни. Во-вторых, в кладке стен камень встречается лишь в забутовках, и то не ломаный, обычно употреблявшийся при смешанной кладке, opus mixtum, а мелкий булыжник. В основном же кладка велась из плинфы на известковом с примесью цемянки растворе способом западающих рядов и сохранялась традиционная полосатость фасадов. В характере такой кладки явно прослеживается переход от обычного для Руси X — начала XII вв. opus mixtum к характерному для приднепровской архитектуры XII в. способа порядовой кирпичной кладки opus isodos. Композиция церкви Спаса на Берестове также отличается от установившегося в киевской архитектуре типа храма, столь ярко выраженного в соборе Михайловского Златоверхого монастыря.

Пропорции Спаса на Берестове значительно стройнее — об этом свидетельствуют высоко поднятые хоры и вытянутые формы окон и ниш, украшающих стены и крещальни. Завершалась церковь, очевидно, тремя верхами: кроме главного купола, купола, очевидно, были над крещальней и башней. Фасады здания были обильно украшены орнаментами из утопленных в кладку кирпичей — крестами, треугольниками; на уровне второго яруса проходил широкий меандровый фриз. В пластике фасадов чувствуется некоторая графичность — характерная черта архитектуры последующего этапа.

Есть некоторые основания сближать церковь Спаса на Берестове с переяславской архитектурой того времени: скорее всего к переяславскому зодчеству можно отнести прием трехлопастного перекрытия, вероятно, использовавшегося мастерами, строившими Михайловскую божницу в Остерском замке Владимира Мономаха [10, с. 96—97].

К киевской архитектуре второй половины XI — начала XII вв. можно отнести еще одно здание, но, к сожалению. мы не можем установить ни его наименование, ни месторасположение. Речь идет о храме, изображенном на двух рисунках А. Вестерфельда 1651 г. и получившего у исследователей Киева название «загадочного храма» [52, т. 2, с. 283]. На рисунке изображен большой трехнефный храм с разрушенным верхом. Стены здания, сложенные смешанным способом кладки, сохранились на высоту до основания закомар, что дает полное представление об архитектуре фасадов. Три яруса оконных проемов свидетельствуют о большой его высоте. Фасады расчленены плоскими пилястрами. Стены украшены рядами полуциркульных ниш и меанд-ровым поясом. В основании арок второго яруса заложены шиферные плиты, проходящие через плоскости фасадов (так же, как в соборе Михайловского Златоверхого монастыря). На одной из пилястр виден княжеский знак, выложенный из кирпича. Исследователи Киева Я. И. Смирнов и Н. И. Петров считали, что на рисунках изображен собор Федорова вотчего монастыря, заложенного в 1129 г. [104, с. 484—487]. М. К. Каргер, справедливо замечая, что в ту пору уже не строили смешанным способом, склонялся к тому, что на рисунках А. Вестерфельда изображен собор Михайловского Златоверхого монастыря. Н. В. Х#олостенко, аргументированно доказав, что это не изображение Михайловского Златоверхого собора, предполагал, что рисунок изображает Кловский собор. Последние исследования Кловского собора опровергают и эту мысль. Поэтому рисунок А. Вестерфельда продолжает оставаться неразгаданным, хотя и, несомненно, относится к какой-то постройке Киева второй половины XI — начала XII вв., вероятно, работы печерской архитектурной школы.

Влияние Киева на архитектуру других областей Руси во второй половине XI — начале XII вв. продолжает оставаться большим. Тип Успенского собора Печерского монастыря надолго стал эталоном для древнерусских церквей. До 30-х годов XII в. повсеместно употреблялась византийская кладка opus mixtum с особенностями, разработанными в Киеве. Типу Печерского собора следовали зодчие, строившие соборы в Ростове, Суздале и Смоленске. Хотя и по-своему переработанный, но тот же тип шестистолпного крестовокупольного храма был принят для Благовещенской церкви, соборов Николо-дворищенского, Юрьева и Антониевого монастыря в Новгороде. Несколько неожиданным оказалось зодчество Пере-яслава той поры: там разрабатывались иные типы и применялись иные конструкции, а строили переяславцы в той же технике, что и киевляне. Но образец Печерского собора оказался настолько популярным (чему активно способствовала церковная пропаганда), что в последующий период этот тип вместе с новыми стилистическими чертами получил распространение и в Переяславе.

Едва ли можно согласиться с выводами некоторых историков архитектуры, и в частности М. К. Каргера, считавших, что киевское зодчество второй половины XI — начала XII вв. продолжало и развивало традиции эпохи Ярослава [52, т. II, с. 410]. Этот вывод можно, пожалуй, отнести лишь к приемам строительной техники. Существенные отличия архитектуры этой поры от зодчества времени Ярослава проявились не только и не столько в типологических, сколько в композиционных чертах. Прежде всего, иной стала система композиционного видения. Если поставить рядом макеты Софийского собора и Успенского собора Печерского монастыря, выполненные в одном масштабе, то с удивлением увидим, что по объему Печерский собор мало чем уступает Софийскому, хотя последний зрительно кажется значительно большим.

В Печерском соборе зодчие применили иную систему пропорциональных соотношений.

Формы фасадов построек второй половины XI — начала XII вв. укрупнены, массивы церковных зданий контрастируют с окружающей застройкой. Заметно усиливается графичность в декоре фасадов, уменьшаются эффекты игры света и тени, что значительно снижает живописность зданий; композиции построек становятся статичными. Если в Успенском соборе Печерского монастыря определенная живописность композиции достигается значительным повышением сводов пространственного креста над боковыми нефами, то в постройках XII в. все закомары находятся на одном уровне и композиция здания, в основном, сводится к двум объемам: параллелепипеду основной части сооружения и цилиндру барабана, увенчанного полусферическим куполом. В отличие от объемной композиции пластика фасадов построек второй половины XI — начала XII вв. продолжает традиции архитектуры предшествующих периодов: та же полосатая фактура стен, те же полуциркульные декоративные ниши, те же меандровые фризы и орнаменты из кирпичей, утопленных в толщу кладки.